Читаем Жизнь Аполлония Тианского полностью

Не быть вам первыми в добродетели, ибо никакой добродетели у вас нет, а вот ежели приметесь вы добиваться первенства в злодействе, то уж тут ни один не отстанет! Откуда же пошла такая молва о жителях Сард? Да из самих Сард. Поистине, никто ни с кем в этом городе не водит дружбы, никто ни к кому не питает приязни, а потому не оспоривает даже и нелепых изветов.

39. К ним же

Постыдны даже названия ваших сословий[416] — все эти Коддары и Ксириситавры. Вот первые имена, которые вы даете своим детям, да еще и радуетесь, когда они становятся их достойны!

40. К ним же

Коддары и Ксириситавры! Любопытно, как вы именуете своих жен и дочерей? Право, они из тех же самых сословий, да и в наглости вам не уступят.

41. К ним же

Вряд ли стоит надеяться, чтобы ваши холопы питали к вам приязнь: во-первых, потому что они холопы, а во-вторых, потому что почти все они из враждебного сословия. Право же, они породистые — совсем как вы!

42. К платоникам

Когда кто-нибудь дает Аполлонию деньги, то он в случае нужды их принимает, ежели почтет дающего достойным. Но платы за любомудрие он не берет даже в нужде.

43. К мнимым мудрецам

Ежели кто называет себя моим последователем, то пусть еще скажет, что сидит безвыходно дома, избегает всяких омовений, не губит никакой живой твари, не ест убоины, чужд зависти, подлости, гнева, злобы и вражды, да притом зовется вольным и свободнорожденным. Надобно носить личину свою с осторожностью, дабы нравом, повадкою и лживыми речами подтвердить поддельную жизнь. Будьте здоровы.

44. К брату Гестиею

Стоит ли удивляться, что повсюду люди почитают меня богоравным, а то и богом, и только мое отечество вплоть до нынешнего дня меня не признает, хотя именно здесь я особенно потрудился для славы своей? Право, даже вам, моим братьям[417], как я замечаю, до сих пор невдомек, насколько я превосходнее большинства людей нравами и помыслами, — иначе неужто могли бы вы оговорить меня столь жестоким оговором? Вот и приходится теперь напоминать вам об очевидных обстоятельствах, которые и распоследнему невежде растолковывать было бы излишне, — а я обращаюсь к согражданам и к братьям! Впрочем, для вас не тайна, сколь прекрасно всю землю именовать отечеством и весь род людской — братьями и друзьями, ибо все люди суть чада единого бога и единой природы, а потому всем им присуще сходство в помыслах и чувствованиях — все равно, где и как случилось человеку родиться, так что будь он хоть эллином, хоть варваром, он всегда остается человеком. Однако же, поистине, существует еще и безрассудное родство, влекущее родное к родному. Вот и Одиссей у Гомера, как сказывают, предпочел возвращение на Итаку бессмертию, которое сулила ему богиня[418]. Сам я наблюдаю действие этого закона даже среди бессловесных тварей, ибо ни одна птица не ищет ночлега иначе как в своем гнезде, и рыбы, ежели удается им ускользнуть из сетей, вновь погружаются в глубину, да и зверю ни голод, ни пресыщение не помешают воротиться в родимую нору. В числе прочих тварей произвела природа и человека, а потому, хотя бы он и слыл мудрецом и хотя бы с избытком доставляла ему земля все прочие блага, но не может она произвольно явить очам его могилы предков.

45. К нему же

Ежели всего на свете почтеннее любомудрие и ежели сам я истово ему привержен, то нет оснований подозревать, будто могу я ненавидеть братьев, да еще и по такому низменному и ничтожному поводу. Очевидно, что подозрения эти возникли из-за денег — тех самых денег, коими брезговать учился я еще прежде, чем приняться за науки, а стало быть, разумнее предположить, что прекращение нашей переписки вызвано какой-то иной причиной. Действительно, я остерегался писать тебе правду, дабы не показаться хвастуном, но остерегался и лгать, ибо не желал прибедняться, — то и другое было бы равно докучным для братьев и друзей. Все же теперь я довожу до твоего сведения нижеследующее: заручась божественным согласием, я намерен, встретившись ненадолго со своими родосскими друзьями, отправиться к вам на исходе весны.

46. К Гордию

Говорят, что Гестией тобою одурачен[419], хоть ты и был ему другом. Берегись, Гордий, как бы не пришлось тебе познакомиться с мужем не измышленным, но сущим! Обними за меня своего сына Аристоклида, который, надеюсь, вырос не слишком на тебя похожим. Впрочем, в юности и тебя не в чем было упрекнуть.

47. К городскому совету Тианы

Вы велите мне воротиться, и я повинуюсь, ибо наивысшее отличие для гражданина, когда родной город призывает его, дабы почтить. Все время, что я странствовал по чужбине, я странствовал, не сочтите за дерзость, ради вас, дабы стяжать вам хвалу и славу, а также благосклонность и дружбу знаменитых городов и именитых мужей. И хотя вы достойны куда более высокого и блистательного признания, однако же одного меня и природных моих свойств достало лишь на то, чего я и постарался достигнуть со всем возможным усердием. Будьте здоровы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Десять книг об архитектуре
Десять книг об архитектуре

Римский архитектор и инженер Витрувий жил и работал во второй половине I в. до н. э. в годы правления Юлия Цезаря и императора Октавиана Августа. Его трактат представляет собой целую энциклопедию технических наук своего времени, сочетая в себе жанры практического руководства и обобщающего практического труда. Более двух тысяч лет этот знаменитый труд переписывался, переводился, комментировался, являясь фундаментом для разработки теории архитектуры во многих странах мира.В настоящем издание внесены исправления и уточнения, подготовленные выдающимся русским ученым, историком науки В. П. Зубовым, предоставленные его дочерью М. В. Зубовой.Книга адресована архитекторам, историкам науки, культуры и искусства, всем интересующимся классическим наследием.

Витрувий Поллион Марк , Марк Витрувий

Скульптура и архитектура / Античная литература / Техника / Архитектура / Древние книги