Читаем Жизнь Аполлония Тианского полностью

По закону естества все возросшее преходяще, а стало быть, каждому суждена старость, за коей следует небытие. Итак, не сокрушайся сверх меры о супруге, почившей во цвете лет, и коли уж зашла у нас речь о смерти, то не думай, будто лучше жить, нежели умереть, — право же, всякий, у кого довольно здравого смысла, предпочтет смерть. Братствуй же тому, кто попросту именуется философом, а особо — пифагорейцем и Аполлонием, и приведи в прежний порядок свои домашние дела! Когда бы порицал я хоть что-нибудь в твоей покойной жене, то и новый твой брак будил бы во мне привычные опасения, однако усопшая была столь благочестива, столь предана супругу и от того столь достойна всяческой приязни, что уповательно и будущая твоя супруга явит сходные добродетели — а возможно, что, побуждаемая чтимой памятью о своей предшественнице, постарается она даже и превзойти ее в добродетели. Никак нельзя тебе закрывать глаза и на нынешние обстоятельства твоих братьев: у старшего до сих пор нет потомства, а у младшего, ежели и есть надежда обзавестись детьми[425], то лишь в отдаленном будущем, — вот и выходит, что родилось нас трое, а сами мы и одного не родили. Тут равная опасность как для отечества нашего, так и для рода. Ежели мы лучше нашего отца, — хотя мы хуже уже тем, что он-то сделался отцом, — итак, ежели мы лучше, то неужто нельзя надеяться, что от нас произойдут еще лучшие? Пусть родятся те, кому сможем мы передать наше имя, как промыслили некогда наши предки! Слезы мешают мне писать далее, да я и не предполагал написать ничего важнее уже написанного.

56. К жителям Сард

Переправясь через Галис[426], Крез лишился Лидийского царства, был полонен живьем, заключен в оковы, возведен на костер, но тут узрел, как уже занявшееся пламя гаснет — и так спасся, ибо явлен был ему от бога почет. Что же дальше? А то, что этот ваш предок и вместе царь, незаслуженно претерпев столь многие беды, преломил хлеб со своим врагом, сделавшись ему благожелательным советчиком и верным другом. А вы-то даже и к собственным родителям и детям, к друзьям, родичам и соплеменникам непримиримы, несправедливы и жестоки, да притом безбожны и нечестивы. Вы еще не переправились через Галис, не встретились ни с единым обитателем запредельных стран, а уже полны злобы. И вам-то земля дарит свои плоды! Земля неправедна.

57. К ученым сочинителям

Свет есть присутствие огня, ибо иначе как от огня не может он произойти, а сам огонь есть страдание, ибо родится от сожигаемого, между тем как свет досягает очей своим сиянием, не принуждая их, но лишь убеждая. Вот так и слово порою подобно огню и страданию, а порою — сиянию и свету, и это наилучшее слово да будет мною изречено, ежели не чрезмерна такая молитва.

58. К Валерию[427]

Никакой смерти нет, кроме как по видимости, и равно нет никакого рождения, кроме как по видимости, а причина в том, что поворот из бытия в природу почитается рождением, а из природы в бытие — соответственно смертью, однако же взаправду никто никогда не родится и не гибнет, но лишь становится прежде явным и после незримым — одно состояние происходит от сгущения вещества, второе от истончения бытия, а сущность всегда одна и та же, различаясь единственно движением и покоем. Таковое различие есть необходимое условие всякой перемены, однако же проистекает отнюдь не от внешних обстоятельств, но от слияния частей в целое и от расчленения целого на части, ибо все сущее едино. А ежели кто-нибудь спросит: «Что же это такое — то зримое, то незримое, являющееся сразу так и сяк?», то вот объяснение. Указанное свойство присуще всем на свете вещам: исполняясь полнотой, они становятся явными, ибо изображаются в густоте, а после вновь делаются невидимы, едва иссякнут из-за источения вещества, насильно исторгнутого и излитого из вечного своего вместилища, каковое вместилище пребывает безначальным и непреходящим.

Почему же рядом со столь непреложной истиной находится место заблуждениям? А вот почему. Иные люди полагают, будто сами совершили то, что в действительности претерпели, не ведая, что рожденное родится через родителей, но не от родителей, — точно как растущее на земле производится отнюдь не землею. У всякой явленной вещи нет присущего ей состояния, но лучше сказать, что всякая явленная вещь присуща единому, а говоря об этом едином, можно ли назвать его вернее, чем первобытием? Оно-то и творит, и претерпевает, рождая все для всех через все, оно-то и есть вечносущее божество, уделяющее именам и лицам их особенные свойства себе в убыток.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературные памятники

Похожие книги

Десять книг об архитектуре
Десять книг об архитектуре

Римский архитектор и инженер Витрувий жил и работал во второй половине I в. до н. э. в годы правления Юлия Цезаря и императора Октавиана Августа. Его трактат представляет собой целую энциклопедию технических наук своего времени, сочетая в себе жанры практического руководства и обобщающего практического труда. Более двух тысяч лет этот знаменитый труд переписывался, переводился, комментировался, являясь фундаментом для разработки теории архитектуры во многих странах мира.В настоящем издание внесены исправления и уточнения, подготовленные выдающимся русским ученым, историком науки В. П. Зубовым, предоставленные его дочерью М. В. Зубовой.Книга адресована архитекторам, историкам науки, культуры и искусства, всем интересующимся классическим наследием.

Витрувий Поллион Марк , Марк Витрувий

Скульптура и архитектура / Античная литература / Техника / Архитектура / Древние книги