Аполлоний Филострата — не образцовый пифагореец, а образцовый философ, во всех отношениях превосходящий Пифагора и усовершенствовавший свою мудрость у индийских брахманов, более авторитетных, чем египетские учителя Пифагора. Поэтому, при всем уважении, с каким сам Филострат и его герои (особенно Аполлоний) отзываются о «премудрости Пифагоровой», эта премудрость рассматривается как наилучшее среди греческих философских учений, но не как исчерпывающее всеведение. В споре с эфиопом Феспесионом Аполлоний, объясняя преимущества пифагорейской школы перед прочими, добавляет, однако, что «богодухновенность» воспринял от индусов, которые в этом отношении превзошли Пифагора, создавшего, впрочем, более «связное» учение (VI, 11). Философия Аполлония, таким образом, обладая и связностью и богодухновенностью, оказывается превосходнее сразу и индийской и пифагорейской науки, а сам Аполлоний, сумевший эти науки объединить, превосходит своей мудростью всех эллинских и варварских мудрецов. Как уже говорилось, некоторые черты этого идеального мудреца были, видимо, позаимствованы у сочиненного Аполлонием Пифагора, так что можно утверждать, что всего полнее амбиции исторического Аполлония реализовались в Аполлонии литературном. Полупросвещенный каппадокиец пытался сочинить образец и следовать ему, но потерпел неудачу, — столетием позже опытному софисту удалось из этого (чужого!) материала создать образец, отождествленный с конкретным прототипом и с умозрительным прототипом этого прототипа, — итак, можно говорить о континууме «исторический Аполлоний — Пифагор Аполлония — Аполлоний Филострата», где наибольшей концептуальной емкостью обладает окончательный (литературный) Аполлоний.
Особенность этого идеального образа в том, что он, в отличие от других идеальных образов, не связан с древностью — Филострат настаивает на том, что превосходнейший из мудрецов жил не в золотой век эллинской независимости, а «не слишком давно». Такое обновление идеала само по себе было довольно смелым шагом, но было вполне в духе Филострата. Изображая идеального, но возможного для современности мудреца, Филострат тем самым изображал, как уже говорилось, желательного мудреца — такого, какой был нужен здесь и сейчас. Остается рассмотреть, какой философ, по мнению Филострата и согласившихся с ним читателей, был необходим античной культуре III в.
Во-первых, этот философ должен был быть опознаваем, т. е. обладать некоторым набором типических для всякого философа свойств. По установившимся представлениям, в числе таких свойств были ученость и любознательность, равнодушие к действительным или грозящим бедам, нестяжательство, независимость от сильных мира сего; этот перечень, конечно, неполон, но примерно описывает стандарт, отступления от которого могли оказаться губительны для репутации любомудра куда более, чем отступления от общеобязательных норм. Столь же обязательной была принадлежность философа к определенной школе — тут просто не могло быть отступления от правила, потому что вне школы философ не воспринимался: времена основоположников давно миновали, и даже сравнительно оригинальные мыслители считали своим долгом декларировать, который из авторитетов почитают главным. Поэтому, хотя Аполлоний у Филострата во всем лучше Пифагора, он все-таки остается пифагорейцем.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги