Жизнь Аполлония Тианского

и как проучил Аполлоний нечестивого корабельщика (20)

20. Побывав зимой во всех эллинских святилищах, Аполлоний по весне направился в Египет, успевши перед тем и укорить, и наставить эллинские города и у многих из них стяжавши хвалу, ибо не отвергал он и похвалы за полезное дело. Итак, он явился в Пирей, где на якоре стоял корабль уже под парусами и готовый отплыть в Ионию, однако корабельщик никого с собою брать не хотел, потому что везет-де собственный груз. «Какой же у тебя груз?» — спросил Аполлоний. «Я везу в Ионию кумиры богов, — отвечал корабельщик, — сработанные или из камня и золота, или из слоновой кости и опять же золота». — «Посвятить хочешь или как?» — «Продам тому, кто хочет посвятить». — «Стало быть, ты боишься, милейший, как бы мы, оказавшись на корабле, не украли эти изваяния?» — «Этого я не боюсь, но если придется им делить плавание с толпой, грязнясь от соприкосновения с обычным морским непотребством — вот это, по-моему, ужасно». «А ведь те корабли, которые — ты ведь, добрейший, афинянин, верно? — снарядили вы некогда против варваров, точно так же были полны морского беспорядка, а боги, тем не менее, делили с вами плаванье, не опасаясь об вас испачкаться! А ты в невежестве своем гонишь с корабля ревнителей мудрости, особо взысканных божественною милостью — и это после того, как сам собрался везти богов на продажу? Древние ваятели такого не делали и богами в разнос не торговали, но вывозили лишь собственные руки да резцы для камня и слоновой кости, а затем, получив для работы белый товар, занимались ремеслом своим прямо в храмах. А ты — страшно сказать! — тащишь богов в гавань и на рынок, словно пленных гирканов и скифов, и не помышляешь о совершаемом нечестии! Находятся лоботрясы, которые вешают на шею образок Деметры или Диониса и твердят, будто кормятся от богов, коих носят при себе, — но ты-то поедаешь самих богов и не давишься. Хотя ты своей торговли и не боишься, она ужасна, я бы даже сказал — безумна!» Итак, разбранив корабельщика, Аполлоний перешел на другое судно.

21. Доплыв до Хиоса и не успев ступить на сушу, перешел он на соседний корабль, объявленный на Родос. Перешли и товарищи — без единого слова, ибо главнейшее, чему он их учил, было подражать ему в речах и делах. Родоса достиг он при попутном ветре, а о чем рассуждал там, я расскажу ниже. Приблизясь к изваянию Колосса[206], Дамид спросил: «Как, по-твоему, есть ли что величественнее?», а он отвечал: «Есть: муж, взыскующий мудрости честно и беспорочно». В ту пору жил на Родосе флейтист Кан, почитавшийся лучшим флейтистом на свете. Аполлоний призвал его к себе и спросил: «Что делает флейтист?» — «Все, чего пожелает слушатель», — отвечал Кан. «Однако многим слушателям богатство милее звуков флейты — стало быть, поняв это их желание, ты превращаешь их в богачей?» — «Хотел бы — но нет». — «Уж не делаешь ли ты молодых слушателей миловиднее? Ведь в молодости все желают казаться красивыми». — «Не могу я и этого, хоть и полна прелести моя флейта». — Так чего же, по-твоему, желают слушатели?» — «А вот чего: печальный хочет звуками флейты утишить печаль, веселый — сделаться еще веселее, влюбленный распалиться страстью, благочестивый — боговдохновиться песнопениями». — «Тогда скажи, о Кан, производит ли такое действие сама флейта, потому что сработана из золота и из меди и из оленьей, а то и ослиной кости, или же тут проявляется иная сила?» — «Иная сила Аполлоний! Напевы и лады, и созвучия, и многоразличность игры, и способы сочетаний — вот что пленяет слушателей и производит на их души желаемое действие». «Я понял, Кан, в чем состоит твое искусство и как оно пестро и многоразлично, — эти его свойства ты упражняешь и услаждаешь ими других. Однако, по-моему, сверх вышесказанного флейте еще кое-что надобно, а именно, чтобы дыхание и уста, и руки у флейтиста были хороши. Хорошее дыхание — это дыхание чистое, легкое и не подавленное гортанью, ибо иначе звук утратит певучесть. Хорошие уста — это когда губы охватывают наконечник флейты так, чтобы лицо при игре не багровело. Хорошие руки — а они, по моему разумению, флейтисту особенно нужны — это когда ни запястье не утомляется гибкостью, ни пальцы не медлят скользить по голосам, ибо главное у хороших рук — быстрота в перемене ладов. Итак, если все перечисленное у тебя есть, играй, о Кан, отважно, и да будет с тобою Евтерпа!»

и как наставлял славного флейтиста Кана (21) и об иных его изречениях и поучениях, особливо на Родосе (22—23)