Жизнь длиною в лето. Часть 2

– Я не об этом. Зная, что тут огромные захоронения, правильнее и честнее построить мемориальный комплекс. Отметить все братские могилы стелами или памятниками – отдать дань памяти погибшим. Можно же было новый цех построить чуть дальше. Вы только подумайте, какая злая ирония: мясокомбинат стоит над останками узников концлагеря. Сейчас здесь только скромный памятник и всё. А кругом пустырь, поросший дикими травами.

Шофёр вздохнул.

– Эти слова не мне надо говорить, а нашему директору, кстати, вашему хорошему знакомому. Для таких, как он, память памятью, а бизнес своего требует. К тому ж Александр Григорьевич родом не из этих мест. И к чести сказать, ни он, ни проектировщики точно не знали места захоронений. Не забывайте, прошло семьдесят лет, архивные документы не сохранились.

Катя бродила вокруг памятника на невидимой привязи и что-то безостановочно бормотала.

Кармель на ум пришла одна идея. Вот только шофёр мешал разговаривать с Катей.

– Я знаю, где автостоянка и подойду туда минут через двадцать. А сейчас оставьте меня одну. Пожалуйста.

Мужчина плохо скрыл досаду, но спорить не стал.

– Я буду возле машины.

Кармель подождала немного, чтобы шофёр отошёл и не мог слышать её беседы с невидимым собеседником.

– Катя, помнишь, Сашок говорил, что у Феликса прадед играл в духовом оркестре и вместе с коллективом воевал под Ельней. Я интересовалась у Феликса – оркестранты в полном составе сгинули где-то в Вяземском котле. Нельзя вызвать хоть одного военнопленного и спросить: были в лагере музыканты.

Катя приблизилась к подруге. Её глаза горели мрачным огнём.

– Сотни тысяч загубленных жизней, просто так, по вине одного маньяка-диктатора, развязавшего войну. Сколько молодых ребят не вернулись домой, стали землёй, не родили детей. Здесь, наверно, земля пропиталась кровью. От них не осталось даже имён. Знали бы солдаты, что потомки забудут их и на месте гибели вырастет ковыль и бурьян. А ушлый богач поставит над их костями мясокомбинат. Кошмар!

– Катюш, не плачь. Пожалуйста, спроси про музыкантов. – Кармель ощущала гнев и боль подруги, как свою. Щемило сердце, болела душа. Она подумала, чтобы она испытывала, если бы её поколение выкосила война. И смогли бы они проявить такое же мужество? Выстояли или разбежались бы по заграницам? Что скрывать, среди её знакомых нашлись и такие, кто считал: нужно было сдаться Гитлеру. Мол, жили бы сейчас как в Европе. Пусть бы посмотрели на это огромное поле, в которое нацисты уложили тысячи людей. Такую же участь они уготовили большинству славянских народов. Одно дело читать про жуткий план нацистов «Барбаросса», другое осознать: если бы их план осуществился, она и её ровесники просто не родились бы.

– Кармель, ты оглохла? Я уже раза три окликала тебя. – Катя заправила за уши прядки, выбившиеся из косы. – Я взяла себя в руки. Им всем, – она обвела рукой поле, – уже не больно. Я верю, они в лучшем из миров. Мне удалось вызвать старшего лейтенанта Егорова Максима Ивановича. Он сказал: в лагере были музыканты. Обещал позвать друга, который находился в полуразрушенном цеху авиазавода вместе с оркестрантами.

Кармель вытерла запыленный колокол косынкой, убрала от постамента засохшие цветы. Катя разговаривала с невидимым для неё собеседником. Повернулась к ней и покачала головой. Кармель нарвала букет полевых ромашек, васильков и положила у основания памятника, потом присела рядом на землю, прогретую солнцем. В высоком выцветшем от зноя небе парили птицы. Катя появилась у стелы, опустилась рядом. Странно было смотреть на непримятую траву под сидящей подругой.

– В одном из рвов лежит прадед Феликса. Где точно, не выяснить. Рядовой Семён Киреев рассказал: когда расстреливали одну партию военнопленных, бульдозером чуть присыпали людей землёй и сразу выстраивали у края рва других. Так вот в один из дней заставили музыкантов играть траурный марш, а они сыграли «Прощание славянки». В тот день погибли все музыканты, среди них находился и Марков Феликс Тимофеевич. Тяжелораненого Семёна расстреляли следом за музыкантами. – Катя глянула на притихшую Кармель. – Теперь понятно: Феликса назвали в честь прадеда, как и Тимура. И вот ещё что. Семён сообщил, что немцы, нашли только две трубы, тромбон и саксофон, поэтому крохотный оркестр, состоящий из четырёх музыкантов, весьма необычно играл мелодию «Славянки».

Кармель провела ладонью по тёплой земле.

– Спасибо вам за всё: за подаренную нам жизнь, за свободу, за возможность радоваться и любить. И простите нас за то, что мы забыли о вас и не оценили ваш подвиг.

Катя вытерла слезы и улыбнулась:

– Семёну ты понравилась. Он говорит: самую большую награду они уже получили – Победу.

Кармель вздохнула.

– Пусть не обижаются на неблагодарных потомков. Спроси Семёна, на каком инструменте играл Феликс Марков в тот последний день?

– Семён говорит: на тромбоне. А в оркестре, он интересовался, Феликс играл на трубе-баритоне. Кармель, если есть вопросы, задавай, а то Семёну пора уходить.

Кармель покачала головой.

– Катя, а Иван не мог попасть в этот лагерь?