Жизнь двенадцати цезарей

(10) Луций Атей Филолог, вольноотпущенник, родился в Афинах. Атей Капитон, известный правовед, говорит, что он был ритор среди грамматиков и грамматик среди риторов. О нем же упоминает Азиний Поллион в той книге, где он порицает сочинения Саллюстия за то, что они испорчены нарочито старинными словами: «В этом ему весьма содействовал Атей Претекстат, знаменитый латинский грамматик, впоследствии — ценитель и наставник декламаторов, за все за это назвавший себя Филологом». А сам он писал Лелию Герме: «Я достиг больших успехов в греческой науке и некоторых в латинской; я слушал Антония Гнифона и его наследника[1444], потом преподавал; был наставником многих знатных молодых людей, в том числе — братьев Клавдиев, Аппия и Пульхра, которых я даже сопровождал в провинцию». Имя Филолога, как кажется, он принял потому, что наподобие Эратосфена, который впервые приобрел это прозвище, он занимался многими и разнообразными науками. Это ясно видно из его сочинений: сохранилось их очень немного, однако об их обилии он свидетельствует в другом письме к тому же Герме: «Не забудь передать остальным нашу “Чащу”[1445], где мы, как тебе известно, собрали в восьмистах книгах материал разного рода». Он находился в лучших отношениях с Гаем Саллюстием и, после его смерти, с Азинием Поллионом: когда они приступали к сочинению истории, он составил для одного краткое изложение событий римской истории, из которых тот отбирал, что хотел, а для другого — руководство, как правильно писать. Тем удивительнее мнение Азиния, что Атей обычно собирал для Саллюстия старинные слова и выражения: ведь Азиний знал, что ему самому Атей советовал пользоваться речью обычной, общепринятой и естественной, особенно же избегать саллюстиевской темноты и смелости образов[1446].

(11) Публий Валерий Катон, по некоторым сообщениям, был вольноотпущенником некоего Бурсена из Галлии; но сам он в книжке под названием «Негодование»[1447] утверждает, что родился свободным, в детстве остался сиротой и поэтому во времена произвола при Сулле лишился отцовского наследства. Он учил многих и знатных лиц и считался искуснейшим наставником, особенно для тех, кто имел склонность к поэзии, что можно увидать хотя бы из таких стишков:

Лишь грамматик Катон, сирена римлян,
И читает и создает поэтов.

Кроме грамматических сочинений он писал также поэмы, из которых особенно славятся «Лидия» и «Диана». «Лидию» упоминает Тицида:

Кто понимает, для тех «Лидия» — ценная вещь!

«Диану» — Цинна:

Пусть же в долгих веках живет «Диктинна»[1448]

Катона!

Прожил он до глубокой старости, но в великой бедности, почти в нищете, и ютился в убогой хижине, после того как уступил свою тускуланскую виллу кредиторам, о чем пишет Бибакул:

Кто увидит у нашего Катона
Домик, крытый раскрашенной дранкой,
С парой грядок под стражею Приапа, —
Подивится, какой такой наукой
Он дошел до великого уменья
Полуфунтом муки, да кочерыжкой,
Да двумя виноградными гроздьями
Пропитаться до старости глубокой.

И потом:

Друг мой Галл, а Катоново именье
Все с торгов распродал заимодавец!
Удивительно, как такой наставник,
Знаменитый грамматик, стихотворец,
Находивший решенья всех вопросов,
Не нашел поручителя себе же, —
То-то ум Зенодота, дух Кратеса!

(12) Корнелий Эпикад, вольноотпущенник диктатора Луция Корнелия Суллы и служитель при священнодействиях авгуров, был также любимцем его сына Фавста, и поэтому объявлял себя не иначе как отпущенником их обоих. Последнюю книгу сочинения Суллы о его деяниях, оставшуюся незавершенной, он дополнил сам.

(13) Стаберий Эрот, родом сириец[1449], купленный с торгов и отпущенный благодаря его ученым занятиям, обучал в числе прочих Брута и Кассия. Некоторые сообщают, что он был настолько благороден, что во времена Суллы безвозмездно и без всякого вознаграждения принимал в обучение детей репрессированных.