Жизнь двенадцати цезарей

Таким образом, Вителлий, благодаря расположению к нему трех императоров, занимал не только высшие должности, но и был членом известных жреческих коллегий. После проконсульства в Африке он отправлял должность смотрителя за публичными работами. В обоих случаях он вел себя неодинаково, как неодинаково было и сложившееся мнение о нем. В провинции, в течение двух лет подряд, — его назначили легатом при сменившем его в должности брате — он выказывал полное бескорыстие, но, занимая должность в столице, он, говорили, украл из храмов вклады и украшения или подменил в некоторых случаях золото — медью, а серебро — оловом.

Он был женат на дочери консулара, Петронии, и имел от нее сына Петрониана, слепого на один глаз. Мать Петрониана объявила его наследником, с условием, чтобы он вышел из-под власти отца. Вителлий отпустил его на волю, но, по рассказам, вскоре убил, объявив, будто он покушался на отцеубийство, но под влиянием угрызений совести выпил яд, приготовленный им для преступления. Затем Вителлий женился на дочери бывшего претора, Галерии Фундане, и имел двоих детей обоего пола и от нее, причем мальчик так заикался, что почти не говорил, и его можно было принять за немого.

Против ожидания, Гальба послал Вителлия в Южную Германию. Думают, что за него замолвил слово Тит Виний, пользовавшийся тогда огромным влиянием, старый знакомый Вителлия и, как он, сторонник партии голубых. Лично Гальба говорил открыто, что всего менее боится людей, думающих об одном брюхе, и что германская провинция может наполнить огромный желудок Вителлия. Отсюда всякому ясно, что Вителлия назначили на его пост скорее из чувства презрения, нежели из желания оказать ему милость. Известно, что, когда он хотел ехать, у него не было денег на дорогу, семья же его, жена и дети, которых он оставлял в Риме, жили так бедно, что, тайком наняв для них помещение на чердаке, он отдал остальную часть дома внайм, вырвал из уха матери ценную жемчужную серьгу и заложил ее, чтобы иметь возможность уехать. Масса кредиторов окружила его, не пуская. Среди них были синуесцы и формийцы, у которых он присвоил городские налоги. Он сумел отделаться от них только угрозами оклеветать их перед судом. Действительно, он привлек к суду одного отпущенника, слишком энергично требовавшего доли, и обвинил его в нанесении оскорбления действием, в том, будто отпущенник ударил его ногой. Он взял свою жалобу обратно только после того, как содрал с него пятьдесят тысяч сестерциев.

Когда он приехал, войско, не расположенное к императору и склонное к бунтам, приняло его любезно, с распростертыми объятиями. В сыне человека, бывшего три раза консулом, находившемся в расцвете лет и слывшем за любезного и щедрого, оно видело своего рода дар свыше.

Издавна установившееся мнение о нем Вителлий подкрепил новыми фактами. Всю дорогу он целовал каждого из встречавшихся с ним простых солдат и был необыкновенно любезен с погонщиками и путешественниками на постоялых дворах и в гостиницах. Утром он спрашивал каждого, завтракал ли тот, давая знать рыганием, что лично он успел закусить.

Вступив в лагерь, он исполнил все просьбы и даже по доброй воле простил лишенных чести, освободил от суда и помиловал присужденных к наказанию. Благодаря этому, не прошло еще месяца, как солдаты, не обращая внимания ни на день, ни на час, неожиданно вытащили его под вечер из палатки, как он был, в домашнем платье, поздравили императором и стали обносить вокруг наиболее населенных мест. В руках у него был обнаженный меч обоготворенного Юлия. Кто-то взял его из храма Марса и поднес Вителлию при первом же поздравлении его. Он вернулся в свою палатку тогда только, когда в столовой вспыхнул пожар от печки. Все были смущены и сочли это за недобрый знак; но Вителлий сказал: «Успокойтесь! Этот свет засиял для нас!»

Больше он не сказал солдатам ни слова. Когда затем на его избрание согласилось и войско, которое стояло в Северной Германии и, отказав раньше в повиновении Гальбе, объявило себя на стороне сената, Вителлий весьма охотно принял поднесенный ему с общего согласия титул Германика. Принятие титула Августа он отложил на время, от титула же Цезаря отказался окончательно.

Затем пришло известие о насильственной смерти Гальбы. Уладив дела в Германии, Вителлий разделил свою армию. Часть ее он послал вперед против Отона, другую повел сам. Передовые войска увидели счастливое знамение — с правой стороны от них неожиданно показался орел. Покружившись вокруг знамен, он медленно полетел впереди выступивших в поход. Напротив, когда снялся с лагеря сам Вителлий, все конные статуи, поставленные в честь его во многих местах, упали, — у них неожиданно подломились ноги — а лавровый венок, который Вителлий, строго соблюдая религиозный обычай, надел себе на голову, свалился в ручей. Затем, когда он занимался судопроизводством на трибунале в Виенне, петух взлетел сперва ему на плечо, а потом на голову. Этим приметам отвечал конец, — Вителлий не мог удержать за собой власти, которую упрочивали за ним его легаты.