Жизнь двенадцати цезарей

Во время войны с Вителлием Домициан вместе со своим дядей Сабином и частью бывших при них войск бежал в Капитолий, куда, однако, ворвались неприятели и зажгли храм. Тогда Домициан тайком переночевал у храмового сторожа, а утром, в платье жреца Изиды, ушел вместе с жрецами этого нелепого культа и, очутившись на другой стороне Тибра, в сопровождении одного только человека, явился к матери своего школьного товарища. Здесь он сумел так хорошо скрыться, что высланные по его следам не могли найти его[543]. Он вышел из своего убежища только после победы отца и был провозглашен цезарем.

Должность городского префекта с консульскою властью он отправлял лишь номинально, — заниматься судопроизводством он поручил своему ближайшему товарищу, — но при всем том так злоупотреблял своею властью, в качестве члена царствующего дома, что уже тогда позволял судить о себе в будущем. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что он изнасиловал множество замужних женщин и отнял у Элия Ламии даже его жену Домицию Лонгину, на которой и женился. Затем в один день он раздал новым лицам более двадцати должностей в столице и провинции, вследствие чего Веспасиан не раз выражал свое удивление, почему он и ему не посылает преемника.

Поход против Галлии и обеих Германий[544] — хотя в нем не было необходимости и хотя его не советовали начинать друзья его отца — он предпринял исключительно из желания сравняться с братом делами и известностью. За это ему сделали выговор, а для того, чтобы лучше напоминать ему об его летах[545] и положении, ему было велено жить вместе с отцом. Когда император и брат Домициана появлялись публично, носилки последнего несли за их носилками, как во время триумфа обоих, в честь победы над Иудеей, он ехал на белой лошади — сзади их.

Из шести своих консульств он только раз вступил в отправление должности, когда следовало, да и то вследствие уступки со стороны брата, который подал голос за него. Он умел — и очень удачно — разыгрывать из себя человека скромного и главным образом любителя поэзии, хотя раньше не занимался ею, а впоследствии относился к ней с глубоким презрением. Он даже выступал в роли публичного чтеца[546]. Тем не менее, когда парфянский царь Вологез просил помочь ему в борьбе с аланами и назначить при этом главнокомандующим одного из сыновей Веспасиана, Домициан употребил все силы, чтобы послали именно его. Но дело расстроилось, и он старался подарками и обещаниями убедить и других царей Востока обратиться с такою же просьбой.

Когда умер его отец, он долго раздумывал, не дать ли солдатам двойную награду, и любил говорить, не стесняясь, что его назначили участником правления, но что духовную отца подменили. С тех пор он не переставал рыть ямы брату и тайно, и явно, до тех пор, пока Тит серьезно не заболел, причем Домициан приказал оставить его одного, как мертвого, хотя император в действительности еще не умер! Когда же Тит скончался, он оказал ему одну только почесть — приказал обоготворить его — и часто даже иносказательно бранил его в своих речах и эдиктах.

В начале своего царствования Домициан любил ежедневно на час запираться в кабинете и занимался там исключительно ловлей мух, которых натыкал на чрезвычайно острый грифель для письма. Благодаря этому Вибий Крипс на чей-то вопрос, нет ли кого у императора, весьма остроумно ответил: «Нет даже мухи!»

Через некоторое время он развелся со своей женой Домицией, от которой у него, во второе его консульство, родился сын и которому он на следующий год дал титул Августа. Виной была ее страстная любовь к актеру Париду[547]. Однако ж император не мог выдержать разлуки с ней и вскоре, якобы по настоятельному желанию народа, снова взял ее к себе.

Что касается управления империей, он какое-то время не давал составить понятия о себе, — пороки в нем были смешаны в равной степени с нравственными достоинствами, пока не превратились в пороки и эти нравственные достоинства. Насколько можно предположить, он, против своей природы, сделался алчным вследствие нужды и жестоким — вследствие страха.