Жизнь двенадцати цезарей

Игры император давал часто и не только в амфитеатре, но и в цирке. Они были великолепны и стоили больших денег. На них, кроме обыкновенных скачек колесниц в пару и четверку, он устраивал двойные сражения, между конницей и пехотой, а в амфитеатре и морские сражения. Травли зверей и гладиаторские игры он давал даже по ночам, при свете факелов, причем дрались не только мужчины, но и женщины. Кроме того, император постоянно присутствовал на играх, которые давали квесторы и которые он восстановил после короткого перерыва. При этом он предоставлял народу право требовать вывода на арену двух пар гладиаторов его собственной школы. Они выходили в конце представления в вооружении, которое давалось от двора. Во все время гладиаторских игр у ног императора стоял одетый в красное карлик с необыкновенно малой головой. Домициан разговаривал с ним о многом, иногда и о серьезных делах. По крайней мере, слышали, что он спрашивал карлика, известно ли ему, почему он, император, решил, при последнем назначении на должности, дать префектуру над Египтом Мецию Руфу?

Морское сражение он дал так, что в нем приняли участие почти настоящие эскадры. Для этого возле Тибра вырыли бассейн и выстроили вокруг места. Несмотря на проливной дождь, император просидел до конца представления.

Он отпраздновал и Столетние игры, считая время не от того года, в котором их недавно давал Клавдий, а от того, когда их давно давал Август. В день, когда эти игры происходили в цирке, Домициан, желая облегчить возможность дать сто миссов[548], сократил число отдельных объездов с семи до пяти.

Он ввел каждые пять лет и состязания в честь Юпитера Капитолийского. Они были трех родов — музыкальные, конные и гимнастические, причем на них выдавалось много больше наград, чем теперь. Состязались и в прозе на греческом и на латинском, затем, кроме кифаредов, здесь выступали хоровые кифаристы и игроки на одной кифаре. На стадии бегали и девушки. Состязаниями распоряжался император. Он был в греческих башмаках и в пурпуровой тоге греческого же образца. На голове у него была золотая корона с изображением Юпитера, Юноны и Минервы. Рядом сидели жрец Юпитера и жрец храма Флавиев, в одинаковом платье; но на их коронах находилось изображение императора. Он же ежегодно праздновал на Албанской горе Квинкватрии в честь Минервы, для которой учредил коллегию жрецов. Из них выбирали по жребию распорядителей празднества. В их обязанности входило устройство великолепных травлей зверей, сценических представлений и, кроме того, состязаний ораторов и поэтов.

Домициан три раза делал подарки народу, по триста нуммов, а во время одного праздника роскошно угостил публику. В праздник Семи холмов[549] он велел даже раздать сенаторам и всадникам корзины с провизией, а народу небольшие порции кушаний, причем первым начал есть. На другой день он приказал бросать всевозможные подарки, а так как большая часть из них попала в места, занимаемые народом, он распорядился раздать на каждое из отделений, где сидели всадники и сенаторы, по пятидесяти марок для получения провизии.

Он восстановил множество великолепных зданий, уничтоженных пожаром, в том числе Капитолий, сгоревший вторично. Но при этом он в надписях на всех постройках ставил исключительно свое имя, ни словом не упоминая о прежних строителях. Им выстроен в Капитолии новый храм Юпитеру Хранителю, форум, называющийся теперь форумом Нервы, затем храм фамилии Флавиев, стадий, одий и бассейн для морских сражений. Из камней последнего, снова обожженных, сделана впоследствии ограда вокруг Большого цирка.

Воевал он частью по собственному побуждению, частью по необходимости, по собственному побуждению — с хаттами, по необходимости — один раз с сарматами, перебившими легион вместе с его легатом, и два раза с дакийцами, первый раз, чтобы отомстить за поражение консулара Оппия Сабина, второй — за разбитие главнокомандующего, префекта преторианских когорт Корнелия Фуска[550]. После нескольких нерешительных сражений с хаттами и дакийцами он отпраздновал двойной триумф, а после похода на сарматов принес только лавровую ветвь в дар Юпитеру Капитолийскому.

Междоусобную войну, начатую наместником Северной Германии Луцием Антонием[551], он кончил, не принимая в ней личного участия и удивительно счастливо, — в самый час решительного сражения на Рейне начался ледоход, помешавший войскам варваров присоединиться к Антонию. Домициан узнал об этой победе через предзнаменования, раньше, чем получил известие о ней. В самый день сражения огромный орел обхватил крыльями его статую в Риме и издал крик, полный торжества. Вскоре даже распространился слух, что Антоний убит, при этом многие уверяли, будто видели его голову, принесенную в столицу.