Жизнь евреев в России

Против предубеждения бессильны и доводы разума, и опыт жизни. Несмотря на то, что, всесторонне рассмотрев вопрос о пребывании евреев в уездах, такие коллегиальные учреждения, как комитет Попова и Государственный совет, пришли к выводу, что своим бедственным состоянием крестьяне обязаны отнюдь не евреям, последние уже вскоре стали вновь подвергаться стеснениям: так, введены были ограничения на проживание в помещичьих селениях Черниговской и Полтавской губерний; там, где государственные крестьяне и казаки составляли менее одной десятой части местного населения, – евреи могли жить; там же, где названные группы равнялись десятой части или превышали ее, евреям запрещалось жить[67]. Затем было не дозволено пребывание евреев в военных поселениях; император Николай I разрешил евреям остаться в военных поселениях лишь при том условии, чтобы всех сыновей, не достигших 15-летнего возраста, они записали в военные кантонисты и чтобы в будущем все мальчики при рождении также записывались в кантонисты.

Что должен был пережить еврей, когда ему ставилась альтернатива: или разориться и, покинув насиженное место, отдать свою семью во власть голода, или же принести в жертву своих сыновей и отдать их туда, откуда мало кто выходил живым, оставшись в еврействе[68].

Этот же роковой вопрос был позже поставлен императором Николаем I военнослужащим, служившим вне черты оседлости и желавшим иметь при себе своих детей; дочерям было разрешено беспрепятственно находиться при отце, «…но сыну, – гласила резолюция государя, – не иначе как ежели отец согласен включить его в военные кантонисты, что впредь принять за правило» (1838 г.).

И невольно при таких условиях является вопрос, не предпринимались ли порою подобные стеснительные меры не только с целью кого-то охранять от эксплуатации евреев, а также с тем, чтобы рядом тяжких ограничений, способных довести еврея до отчаяния, побудить его отказаться от еврейства? В этом отношении законы о жительстве могли играть сравнительно небольшую роль; были другие области, более благоприятные для причинения евреям тягчайших страданий, – рекрутчина и школы кантонистов оросили кровью народную память. Но среди других мер воздействия стеснения в жительстве могли порою послужить последней каплей, долженствовавшей наполнить почти бездонную чашу еврейского терпения.

То были частные выселения. Но известно, что привычка – вторая натура. Благодаря легкости, с которой в течение десятилетий по разным поводам делались попытки к изгнанию евреев с насиженных мест, в бюрократических кругах установилось чрезвычайно легкомысленное отношение к этой суровой и бедственной мере, и даже многократные неудачи, постигавшие утопический план освобождения уездов от евреев, не могли побудить правительство отказаться от этого пути.

Над еврейским населением, проживавшим в деревнях и селах, нависла новая грозовая туча. В 1845 году евреям была запрещена раздробительная продажа питей в уездах, а вместе с тем им было не дозволено проживать впредь в корчмах, харчевнях и других подобных местах. Еще комитет Попова пришел к убеждению, что евреев не следует лишать этого старого занятия, столь тесно связанного с общим местным хозяйственным строем; теперь же вскоре обнаружилось, что в силу веками сложившихся экономических условий новый ограничительный закон не может быть фактически осуществлен.

Тогда, без долгих размышлений, было решено прибегнуть к старому средству – закон 1853 года потребовал, чтобы евреи, содержащие во владельческих имениях оброчные статьи, обязывались не жить в деревнях и селах. А затем, совершенно не ознакомившись с материалами по вопросу об удалении евреев из уездов, министерство внутренних дел распространило запрет проживания в деревнях на всех евреев вообще. Эти распоряжения, к счастью для евреев, затронули не только их интересы.

Некоторые палаты государственных имуществ, встретив затруднения при отдаче в содержание казенных оброчных статей, так как кроме евреев не было другого промышленного сословия, указали на проистекающий отсюда ущерб для казны; а киевский генерал-губернатор и главноначальствующий над почтовым департаментом обратили внимание на то, что новый запрет влечет за собою неблагоприятные последствия для почтовых станций, содержимых преимущественно евреями; при этом главно-начальствующий над почтовым департаментом отметил, что для устранения евреев от питейных промыслов надо предпринять меры, непосредственно направленные против этого, что уже и сделано правительством, но отнюдь не усугублять стеснения в отношении евреев вообще; а затем, напомнив о неудачах, которыми завершались попытки удалить евреев из уездов, главноначальствующий предварял, что и теперь эта мера приведет к тем же вредным последствиям, а потому единственный исход – отменить закон 1853 года.