Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

На вечернем заседании съезда 7 апреля 1917 г. его участники не только избрали различных должностных лиц новой организации (А. А. Иванова председателем, Б. В. Нумерова секретарем и др.), но и создали несколько постоянных комиссий. «В связи со сделанными на съезде докладами и по заявлениям отдельных членов союза, организуются и утверждаются постоянные комиссии союза», — отмечал протокол заседания[894]. Были созданы: меридианная, фотометрическая, теоретическая и вычислительная комиссии, комиссии по долготе, по широте, по определению силы тяжести, по исследованию зодиакального света[895]. Нина Михайловна вошла в состав двух из них: теоретической и вычислительной комиссии (вместе с Лией Савельевной Ангеницкой, Тадеушем Артуровичем Банахевичем, Сергеем Ивановичем Белявским, Михаилом Анатольевичем Вильевым, Петром Михайловичем Горшковым, Марьей Васильевной Жиловой, Александром Александровичем Ивановым, Борисом Павловичем Кудрявцевым, Евгенией Сергеевной Мартьяновой, Леопольдом Люциановичем Маткевичем, Семеном Григорьевичем Натансоном, Борисом Васильевичем Нумеровым, Борисом Ивановичем Раком, Софьей Васильевной Романской) и комиссии по исследованию зодиакального света (вместе с Федором Ивановичем Блумбахом, Николаем Николаевичем Доничем, Иосифом Иосифовичем Сикорой, Гавриилом Адриановичем Тиховым и Василием Григорьевичем Фесенковым)[896].

Рис. 40. «Участники I-го Всероссийского астрономического общества. Петроград 8 апреля 1917 г.» — расшифровка к рис. 39 (Архив ГАО. Ф. 4. Оп. 1. Д. 117. Л. 3)

Первый съезд ВАС завершился заключительным словом председателя Штернберга в 11 часов 30 минут вечера 7 апреля 1917 г., выполнив большую часть намеченных организаторами задач. Через два дня Нина Михайловна вернулась в Москву. О последующей ее деятельности в роли члена комиссий ВАС известно очень не много.

В июле 1917 г. она справлялась у Марьи Васильевны Жиловой о том, как обстоят дела. «Милая Марья Васильевна! — писала она. — Не будете ли Вы так добры известить меня — как обстоят дела нашего вычисл[ительного] бюро Астр[ономического] союза? Работает ли там кто-ниб[удь], или пока нет? Если работает, то кто и над чем. Весной мне писал Нумеров[897] о нашем 2 заседании, т[ак] ч[то] знаю о малых планетах и т[ак] д[алее]. Но что удалось осуществить реально?»[898] К этому времени радость и возбуждение, вызванные участием в профессиональном съезде, общением с коллегами и друзьями, остались в прошлом. Субботина не могла удержаться и не высказать коллеге-астроному раздражение текущим положением своих собственных дел, не позволявших ей вернуться к полноценной научной деятельности. «Ах, как мне хочется попасть в Пулково и опять пожить научной жизнью! Политика и война меня замучила. Черкните парочку слов! — просила она М. В. Жилову, одновременно жадно расспрашивая ее о друзьях-астрономах: — Как Вы поживаете, что поделываете? Поедете ли куда-нибудь в отпуск? <…> А где теперь Тихов? Я не знаю, куда ему писать?» Адрес самой Нины Михайловны оставался прежним: «Собольки. Можайск. Моск[овской] губ[ернии]». Так же как и ее занятия, хотя ее общественная деятельность к этому времени, похоже, сошла на нет. «Только в саду немного работаю, рассказывала она М. В. Жиловой. — Собираюсь наблюдать Персеиды. Будете ли и Вы? Эти карты Цераского[899] очень неудобны особенно для <…>[900] и для [утренних] метеоров. Нет ли других? Целую Вас. Будьте здоровы, — и как крик души: — Пишите, пишите! Ваша Нина Субботина»[901].

Астроном-наблюдатель Пролеткульта в Сормове

Ситуация в стране не улучшалась и не способствовала научным занятиям, особенно занятиям человека, не состоявшего на службе в государственном учреждении. В декабре 1917 г. Собольки были конфискованы. Произошло это в отсутствие членов семьи Субботиных, и, к счастью, никто из них не пострадал. 31 декабря 1917 г. Нина Михайловна писала С. К. Костинскому: «На днях я вернулась из Москвы, ездила туда на неделю и хотела направиться в Собольки, но их как раз забрали в Земельный комитет, вчера была телеграмма от прислуги, что Соб[ольки] окончательно забраны большевиками. Перед самым отъездом брата приходил туда какой-то хулиган требовать: „очистить квартиру, т[ак] к[ак] она нужна им самим“, в т[ом] ч[исле] не знаю еще, в какой форме выразился захват и вернут ли мне такие вещи, как мои книги, <…>[902] и прочее, совершенно большевикам непригодное»[903].