Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Однако, несмотря на все это, Нина Михайловна рассказывала о своих зимних занятиях не без удовлетворения: «В Нижнем, где мы провели всю зиму, я соорудила картонный телескоп из привезенного мной объектива и окуляра и наблюдала всю зиму звезды. Это так удивительно хорошо! — И никакими декретами б[ольшеви]ки звезды не достанут: всегда они будут такими же ясными, свободными и чистыми от всякого захвата. И право, что это самое важное, что есть у человека, а все эти шкапики, комоды и столы, — вещь такая ничтожная, стесняющая дух! Пускай ими пользуются большевики, не видящие дальше них ничего!»[916] Во втором варианте письма Нина Михайловна высказывалась еще ярче: «Пусть большевики и захватили мою обсерваторию, но ведь я и в Нижнем Новгороде, где мы проводили зиму, из старых объектива и окуляра соорудила картонную трубу и отлично наблюдала звезды с балкона, и никакими декретами большевики не могли бы их конфисковать и запретить на них любоваться! — Разве бы только обезглавили астрономов, но и то: мысль бессмертна, а звезды будут, когда и земли не останется, не только что власти большевиков!»[917] Заметим в скобках: Н. М. Субботина, конечно, не могла знать, что пройдет около двух десятков лет и правительство большевиков устроит массовое убийство астрономов. Но по большому счету она была права: прошло еще несколько десятилетий, правительство большевиков осталось исключительно в исторической памяти, а и звезды, и астрономы по-прежнему наблюдают друг за другом… И, хочется надеяться, будут заниматься этим и впредь. В том же варианте письма Нина Михайловна сделала маленькую приписку, постскриптум: «Сочиняла зимой книжку. Написала пока 1 ½ страницы»[918]. К сожалению, она даже не намекнула, что это была за книжка.

Жизнь в Собольках летом 1918 г. сначала казалась вполне сносной. Голодноватой, конечно, но не более, чем у других. «Хлеба у нас, как и у всего населения, вовсе нет, — рассказывала Субботина Морозову, — мешочников не пропускают, был неурожай и теперь весь уезд покупает овес в соседнем, Верейском, по 70 р. пуд и мелет его на овсянку. Питаемся мы, как [пустынные] жители и пока вполне довольны своей судьбой»[919]. Но, конечно, как мы теперь знаем, долго так продолжаться не могло. Уже к осени ситуация изменилась. 7 (20) сентября 1918 г. Нина Михайловна писала С. К. Костинскому: «У меня на днях был обыск и взяли [призму][920], бинокль, единств[енный] инструмент для наблюд[ений] в настоящее время в Собольках. Я протестовала и заявляла, что это мой производственный инструмент, но так обратно его и не получила…»[921]. Она просила Сергея Константиновича прислать ей хоть какой-то документ, который подтвердил бы ее принадлежность к научному миру и позволил сохранить обсерваторию. «Если у Вас есть № 1 Известий Астр[ономического] союза[922], и я там значусь в списках членов — будьте добры вышлите — это будет документ моей принадлежности к профессиональному Союзу[923]; или пришлите мне какое-ниб[удь] удостоверение, что я — астроном-наблюдатель и вычислитель в Собольках, и имею обсерваторию. М[ожет] б[ыть] косвенно это даже задержит наше вторичное выселение…» — выражала она робкую надежду[924]. Но из Собольков все-таки пришлось уехать, хотя Субботина приложила массу усилий, чтобы сохранить свою обсерваторию.

К этому времени, когда первый захват, стрельба и прочее, казалось, были окончены и новая власть начала наводить какой-то порядок, Нина Михайловна попыталась апеллировать к этой власти в надежде сохранить Собольковскую обсерваторию как научное учреждение, филиал какого-нибудь института, общества… — чего-нибудь. Несмотря на то что Субботины были вынуждены уехать из Собольков, несмотря на то что Нина Михайловна получила предложение работы в Сормове, а вместе с ним жилье, занятие и (возможно!) некоторые средства к существованию, она не переставала бороться за свои Собольки. Она просила о помощи Российское общество любителей мироведения в лице его председателя Н. А. Морозова и, видимо, получила формальное согласие РОЛМ принять Собольки под свое покровительство.