Надо сказать, что не все историки астрономии оценивают Карадагскую экспедицию столь же высоко, как А. Г. Суслов. Например, В. К. Луцкий в известной монографии «История астрономических общественных организаций в СССР (1888–1941 гг.)», рассказывая об организации наблюдения затмения Русским астрономическим обществом, вполне согласен с выводом о том, что наблюдение затмения фактически было сорвано из-за начавшейся войны, однако в отличие от А. Г. Суслова он не придает значения успеху маленьких и относительно слабо оснащенных экспедиций. «На август 1914 г. были намечены <…> четыре экспедиции — в Трапезунд (Турция), в Киев, близ Вильно и на Аланские острова для наблюдения предстоящего полного солнечного затмения. Однако начавшаяся мировая война не дала возможности провести наблюдения солнечного затмения по намеченной программе, — пишет он. — Только нескольким из членов РАО удалось наблюдать затмение — это Н. М. Штауде, <…>, Н. А. Смирнову, Н. М. Субботиной и некоторым другим. Экспедиции эти были малочисленны, плохо оснащены и серьезного научного значения не имели»[742]
.Однако современники придерживались другого мнения. Н. М. Штауде упоминает в автобиографии: «Описание <…> затмения и наших приключений было доложено на заседании Русского астрономического общества М. Н. Абрамовой (от имени Н. М. Субботиной) и мною. Председательствовавший Сергей Павлович Глазенап в заключительном слове отозвался с большой похвалой о нашей работе»[743]
. Н. М. Штауде также выступала с докладом на общем собрании РОЛМ 30 сентября 1914 г. И, как мы упоминали ранее, РОЛМ опубликовало подробнейшие отчеты о работе экспедиции и Н. М. Штауде, и Н. М. Субботиной.В общем и целом Нина Михайловна была довольна поездкой несмотря даже на все пережитые приключения. Об этом можно судить по ее письму Н. А. Морозову от 3 декабря 1914 г.: «Недавно я была в П[етербурге] и искала Вас, но никто ничего не мог мне сказать: приезжала я для доклада о затмении. Ужасно жаль, что Вас не было с нами в Крыму — масса интересных приключений в стиле Жюль Верна, к[ото]рые Вам бы наверно понравились! Прочтите доклад Штауде в Изв[вестиях] Р. О. Л. М.»[744]
.Глава 8. Первая мировая война
Смерть отца
Начавшуюся войну, однако, нельзя было просто проигнорировать, как это сделали девушки во время наблюдения затмения. Постепенно она стала играть главную роль в жизни людей и, наконец, необратимо изменила судьбы многих из них. Субботины не стали исключением. Однако положение их семьи начало меняться еще до этой национальной трагедии. Ранняя, преждевременная смерть главы семьи, Михаила Глебовича Субботина, не только причинила глубокое горе его родным и близким, но и пошатнула финансовое благополучие семьи, что постепенно привело к изменению повседневного образа жизни. И, конечно, больше всего эти изменения к худшему сказались на женской части семьи, никогда ранее не имевшей работы и не имевшей надежды получить оплачиваемую работу, кроме, пожалуй, самой младший сестры — Оли Субботиной, которая, правда, была еще слишком молода для этого.
Здоровье главы семьи Субботиных, отца Нины Михайловны Михаила Глебовича Субботина, к сожалению, пошатнулось очень рано. Его болезни очень беспокоили и волновали братьев и сестер Субботиных, накладывая тревожный отпечаток на их жизнь. Упоминания о проблемах со здоровьем М. Г. Субботина появляются в письмах членов семьи уже в 1906 г. Весной 1906 г. мужская часть семейства Субботиных собиралась в заграничное путешествие, в то время как Нина Михайловна планировала отправиться в Крым. 21 марта 1906 г. Сергей Субботин писал Борису Федченко об их планах: «Милый Боря! Кажется попадем заграницу раньше тебя. Ибо в этот четверг едем в Севастополь (билеты взяты), папа, Ебро[745]
, Нина и я, а оттуда без Нины в Константинополь, Афины и Корфу, далее пока не выяснено, может быть вернемся через Италию»[746]. Но, видимо, во время поездки случилась беда и Михаил Глебович серьезно заболел. 7 июля 1906 г. Сергей Субботин вновь писал Борису Федченко, на этот раз уже из Карлсбада: «Дорогой Боря! <…> К сожалению, повидаться с тобой в Берлине 17–20 вряд ли придется, т[ак] к[ак] папа в конце концов получил острый желудочный катар, который даже грозил перейти в воспаление кишок, и оставить его здесь одного вряд ли будет удобно…»[747].