Дом в Москве оценивался в 162 561 рубль 25 копеек; земля в Крыму в 12 рублей. Общая стоимость оставшегося от наследодателя имущества составила: движимого имущества 16 858 руб. 92 к.; недвижимого имущества 162 573 руб. 25 к. После различных исключений, полагавшихся по закону, наследникам следовало уплатить пошлину с общей суммы 88 341 руб. 06 к. в размере 1325 руб. 12 к.[778]
Общая стоимость наследства могла показаться астрономической большинству подданных Российской империи — современников Субботиных — и более чем адекватной для комфортной жизни семьи. Но это только на первый взгляд. Несмотря на то что сдававшийся в наем московский дом приносил стабильный доход: «Чистый доход с этого владения по оценке 1900 г. определен в 7137 руб. в год, а валовой в 13 532 руб.» в соответствии со справкой, выданной Московской городской управой[779], выручавшиеся средства были намного меньше суммы имевшейся задолженности.Как выяснилось из документов, московский дом был заложен: «Сумма долга по залогу имения ко дню смерти наследодателя: 87 803 р. 42 к.»[780]
Кроме того, оставались и другие долги: «Московскому гор[одскому] Кред[итному] обществу: срочного платежа к 10 ноября 1909 года 1493 руб. 75 к.; пени 14 р. 94 к.»[781]; «по 6 счетам 1767 р.». Таким образом, общая сумма долга М. Г. Субботина на момент его смерти составляла 91 079 руб. 11 к.[782] Эта сумма была несоизмеримо больше, чем все оставленные им семье денежные средства и получаемые от аренды московского дома доходы. Не говоря уже о том, что выплатить долг по закладной за дом, совершенно очевидно, также было не из чего.Михаил Глебович оставил завещание, в котором его единственной наследницей была названа его супруга — Надежда Владимировна Субботина. На ее плечи легло улаживание всех дел с наследством и определение того, как будет жить семья в новых обстоятельствах. Конечно, ее сыновья уже были взрослыми и уже закончили или заканчивали образование, но вопрос о том, насколько успешно они могли заработать себе на жизнь, оставался открытым. Правда, по крайней мере теоретически такая возможность присутствовала. Сама же Н. В. Субботина и ее две дочери, из которых Нина Михайловна вряд ли могла устроиться на достаточно хорошо оплачиваемую работу, и Ольга Михайловна, которая все еще была подростком и не успела получить образование, — оказались в очень тяжелом положении.
В перспективе замаячила возможная необходимость продажи любимого подмосковного имения семьи — Собольков — того самого, в котором располагалась обсерватория Нины Михайловны. Имение не фигурировало в документах, касавшихся наследства, поскольку, по-видимому, принадлежало самой Н. В. Субботиной. Обычно его использовали как дачу, а окружающие земли сдавали в аренду, получая небольшой доход. Его продажа стала бы последним, отчаянным средством.
В 1910 г. Субботины переехали на новую, можно предположить, более скромную квартиру. Как сообщал С. М. Субботин О. А. Федченко 3 мая 1910 г.: «Мы наняли новую квартиру Александровский проспект 19; с 1-го буду там…»[783]
. 9 августа 1912 г. Сергей Субботин вновь писал О. А. Федченко: «Сообщаю Вам наш новый адрес (с 1 авг[уста]) Большой пр. № 83, угол Карповки[784] — очень близко от Вас и сада»[785]. Новую смену места жительства подтверждает и сообщение Нины Михайловны от 11 сентября 1912 г. «…мама меня очень печалит и заботит, ломаю голову, как ей помочь, не прибегая к миллиону лекарств, — писала Н. М. Субботина О. А. Федченко из Собольков. — Думаю, что переезд в С.-П[етербург] был бы ей полезен, как перемена обстановки, и очень хочу устроиться там поскорее. Задерживает только <…>[786] да моя простуда: я ее схватила на пожаре у нас на дворе, в Москве. Но думаю числа 18 быть в Петерб[урге] и приняться за устройство квартиры…»[787].