Тем не менее жизнь продолжалась и никаких улучшений видно не было. Сохранившиеся письма Нины Михайловны этого периода полны усталости, грусти и, как нам кажется, попыток примириться с обстоятельствами. 1 ноября 1915 г. она перечисляла список своих повседневных дел в письме к С. К. Костинскому следующим образом, одновременно спрашивая его о том, как обстоят дела в Пулкове: «Спокойно ли работается в Пулково или война мешает и тем, кто живет „в таинственном мире чистой науки и творческих дум?“ Скорее бы она кончилась и люди вернулись „к звездам“ во всех областях своей деятельности! Мне тоже вместо звезд приходится заниматься вот какими делами: 1) лазарет в нашем имении; 2) врачебно-санитарное попечительство (беженцы привезли скарлатину); 3) уездный и районный комитеты о беженцах (я председатель в последнем)»[806]
. И не без грусти продолжала: «Масса войск в окрестных деревнях и у нас; даже на обсерватории предполагается установить военный прожектор, а сам телескоп давно уложен в ящик»[807]. «Я живу в Собольках, работаю в Земстве, как районный представитель беженского уездного комитета, очень много дела и усталости!» — писала она Н. А. Морозову 5 декабря 1915 г.[808] И продолжала далее: «Затем у нас еще лазарет и [попечительство] о семьях призванных. Как видите — дела много и работа меня удовлетворяет»[809]. Или вот что писала она же О. А. Федченко 20 декабря 1915 г.: «Дорогая Ольга Александровна! Сердечно поздравляю Вас с днем Вашего рожденья 18 декабря и очень, очень извиняюсь что запаздываю — я здесь очень устала, захлопоталась с беженцами. Все это народ бедный, невежественный, тупой. Новые понятия не воспринимаются и оч[ень] подчас устаешь с ними»[810]. (Здесь надо заметить, что, будучи глухой, Нина Михайловна практически не могла общаться с людьми, не умевшими писать и читать. Как в этих условиях ей удавалось помогать беженцам, раненым, многие из которых несомненно были неграмотными, трудно себе представить, тем не менее ей это удавалось. В одном из писем О. А. Федченко также 1915 г. она, например, писала: «Все о Вас подумывала и не знала где Вы — очень рада что дали о себе весточку! Как только уехала от Вас так и захлопотала с беженцами. Расселили уже 80 чел[овек], у многих пропали дети, их разыскиваю. Вот и времени не вижу, а Управа все новых и новых присылает. Устраиваем с [Тяжеловыми] Попечительство, рабочую артель и т. д.»[811].) Однако возвращаясь к письму от 20 декабря 1915 г. — Нина Михайловна продолжала с грустью: «Как Ваше здоровье? Как идут работы? Что нового и интересного в Ботанич[еском] саду? С каким бы большим удовольствием я побывала бы у Вас и побеседовала как-ниб[удь] вечерком! Приезжайте сюда на Рождество!»[812]А ее мама, хоть и не скучавшая по шуму большого города, в это время раздумывала уже о продаже Собольков, поскольку вести хоть какое-то хозяйство становилось все труднее и труднее. Почти одновременно с Ниной Михайловной, 23 декабря 1915 г., Надежда Владимировна Субботина также писала О. А. Федченко: «Хорошо в деревне и если бы не близкие и друзья меня бы не тянуло в город. Да, жаль будет, если придется расставаться с Собольками, но хозяйство так идет плохо, что в таком виде как нам его оставил арендатор, его поправить кажется будет нам не по силам. Напасть на добросовестного арендатора <…> трудно, а это было бы единственным выходом, по моему мнению, когда нам можно было бы удержать <…> Собольки как бы дачу. Но искать арендатора можно только имея молочное хозяйство, иначе какой же можно иметь доход с Собольков. И на этом пункте я и Олег расходимся с Игорем и Сережей — они советуют продать коров и сено, а весной опять <…> завести коров. Но весной будут недоступные цены на скот; при том оставить лошадей для полевого хозяйства и сена много не будет. Мы продали 12 коров и все за невысокую цену <…>. Приедут сынки — пусть решают прекратить ли все молочное хозяйство. Может быть решим все покосы и пашни сдавать крестьянам, потому и удобрения не будет без скота конечно. Мне уже трудно все это решать — вижу только что продолжать так больше нельзя»[813]
.Но все разговоры о продаже имения, видимо, оставались только разговорами. Старшие братья Субботины разъехались в разные концы страны по делам службы. Младшему, Олегу Субботину, грозил призыв в армию. Младшая сестра, Ольга Субботина, несмотря ни на что планировала ехать в Петербург поступать учиться на Стебутовские сельскохозяйственные курсы. Надежда Владимировна боялась оставаться в Собольках одна только с Ниной Михайловной. Она писала об этом О. А. Федченко предположительно уже в 1916 г.: «Относительно себя и Нины пока не строим никаких планов, но если возьмут Олега (в армию. —