Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Однако в целом зима 1915/1916 гг., вторая зима, проведенная Ниной Михайловной в Собольках, прошла без особых приключений. На новый год в имение съехалась вся семья, и праздники прошли весело и традиционно для Субботиных. «Праздники 14 провели отлично. Наша молодежь разыграла „Цыган“ и „Евгения Онегина“ (живой кинематограф). Я хохотала до слез. Особенно был хорош Олег в виде Ленского, „Старой тетки 4-й год больной в чахотке“ и наконец испанского посла. И все это экспромтом!» — писала Нина Михайловна О. А. Федченко 19 января 1916 г.[815] 14 января офицеры поднесли Нине Михайловне «чудесный альбом с награвированными надписями»[816]. Но несмотря на шумную семью и внимание офицеров Нина Михайловна чувствовала себя неважно. «…запустила ужасно свою корреспонденцию, — сокрушалась она в цитированном нами выше письме О. А. Федченко, — хворала 2 ½ нед[ели]. И была не в духе, да и компания отвлекала все время. Очень они милые — меня так и тянет помолодеть вместе с ними!»[817] Нина Михайловна скучала по Петербургу, по научным занятиям, привычному кругу общения. «Путешествие в П[етер]б[ург] теперь труднее Памирского даже не знаю, когда я выберусь, — писала она О. А. Федченко, прославившейся своими путешествиями по Памиру, и спрашивала: — Как ваше здоровье? Выезжаете ли? Бываете ли в Географическом об[щест]ве и что там нового? Я ужасно отстала ото всего!»[818] Депрессия усугублялась еще и тем, что где-то в начале 1916 г. местные власти закрыли работавший в Собольках лазарет, которому Нина Михайловна отдавала столько сил и времени, и сделали это как-то неловко, сильно обидев чувства Субботиных. «Лазарет наш закрыли за неимением раненых, а в городе[819] открыли 1 большой, на 50 чел[овек], но помещение плохое: до ½ стены еще мокрые, воздух сырой, — рассказывала Нина Михайловна Ольге Александровне. — Удивляюсь на врачей, сделавших такой плохой выбор. Лежит там 10 чел[овек]. И на них 5 сиделок и 4 сестры. А нас закрыли, т[ак] к[ак] на 20 чел[овек] была сестра, сиделка и кухарка. Находили что дорого. Вообще — начудили, а мы обиделись и больше верно не откроем помещения на 20 чел[овек]»[820].

Однако закрытие лазарета высвободило часть времени Нины Михайловны. В апреле — мае 1916 г. она ездила в санаторий, располагавшийся где-то около Крюкова Московской губернии, поправить здоровье. Но приобрела, по ее собственным словам, только несколько лишних фунтов веса и сильную простуду[821]. Лето 1916 г. вступало в свои права, и знакомые астрономы Н. М. Субботиной собирались в полевые экспедиции. Она одновременно и отчаянно хотела отправиться с ними, и чувствовала себя слишком усталой. 10 июля 1916 г. она писала О. А. Федченко: «Астрономы наши едут на Кавказ 15 VII, а мне не удается, хотя Преображенская[822] пишет что теперь тропа широкая и на [Девдораке][823] ходят большие 4-х колесные арбы и они не скатываются с тропы, а только тряские. Почему-то на меня напала слабость и апатия. Доктор, к[ото]рого я спросила в Москве, ответил „и не думайте ехать“, а мне все же очень хочется. Очень тянут горы, особенно Кавказские. Ну что Вы скажете на все это? Случалось ли с Вами такое?»[824] Но и провести все лето в Собольках Нина Михайловна не могла. Рассказывая о делах и планах молодых Субботиных на лето 1916 г., Надежда Владимировна писала О. А. Федченко в начале июня: «Я сегодня получила [письмо] от Игоря и Сережи. Игорь уезжает на Кавказ, не знаю на долго ли — пишет только что путь на Владикавказ-Батум. Сережа по секретному поручению едет с 2 <…> в Самару нед[ели] на 3. Нина думает 25 июня ехать в Евпаторию с Наташей Митиной, кот[орой] дадут помещение в бараках, вместе с артистами и ученицами Худож[ественного] театра, режиссер котор[ого] снимает Нинину дачу и сдал ей комнату, где помещается только 1 кровать»[825].

«Нинина дача» в Евпатории