Жизнь не так коротка [сборник]

— Ладно, — сказал он навзрыд, — там и будешь лежать, упрямая старуха!

— Ну и все. Я довольна. Хорошую жизнь прожила…

Эти слова были ее последними. Через полчаса она уже остыла. Он взял лопату, пошел к березам, начал копать. Надо было, наверное, прочитать какую-то молитву, но никаких молитв он не знал, как не знала их и его мама. Что ж, разве не прожили они всю жизнь, и хорошую жизнь, без этого?..

Долго копал, глубоко, широко. Чтоб маме удобно лежалось. Земля хорошая, мягкая, своя. Никуда не надо ходить, возить. Всё здесь есть.

Лопата недовольно звякнула обо что-то твердое. Он выворотил кусок белого камня. Потом еще один. Потом вытащил из земли полуистлевшую железнодорожную тужурку. Как раз такая, он помнил, была у отца, когда он…

Застыл в яме. Неужели?..

Не веря себе, копнул еще несколько раз. На свет явились ребра и череп. Дальше можно было не копать. Он стоял, любовно держа в руках череп отца. Семья воссоединилась после стольких лет разлуки. Отец вернулся. Вернее… он никогда никуда и не уходил, он всегда был здесь, на месте. И мама знала об этом. А уж как отец оказался на этом своем месте — то была их тайна, в которую лучше не лезть. И теперь они будут лежать рядом, муж с женой, как положено по человеческим законам.

Он положил косточки отца обратно. Завернул тело мамы в несколько простыней, белых, как невестино платье. Постелил на дно могилы свежие еловые лапы. Опустил туда маму бережно, словно на мягкую перину…

Через полчаса все было закончено. Он не стал делать над могилой холмик. Набросал на это место сверху веток и травы. По весне затянет вьюном, зарастет травой. Пожалуй, теперь только он один знал тайну. Как и хотела мама. Он да сороки-воровки. Но эти все равно никому ничего не расскажут.

Думать теперь нужно было о заготовке дров на зиму.

И он начал пилить деревья на участке. У него росли осины да ольха, практически неотличимые друг от друга деревья. У ольхи место спила через некоторое время делалось темно-оранжевым, только так он и узнавал, какие дрова пойдут в печку в этот раз. А осина хороша для прочистки дымохода от сажи. Было еще несколько берез, но их он жалел, по весне они будут невероятно красивы с молодыми листочками. Мама это очень любила. Вот, теперь она будет лежать под одной из них, смотреть на него и радоваться.

Тонкие деревья он валил топором, толстые пилил ножовкой, насколько мог, пока лезвие не начинало заедать, и опять же дорубал топором. Упирался длинной палкой в ствол метрах в трех от земли, аккуратно раскачивал и с треском ронял. Справлялся с этим довольно легко. Потом отшибал ветки, перепиливал дерево пополам и тащил на козлы, где уже двуручной пилой делил на маленькие чурбачки. Тонкие оставлял так, толстые колол пополам. Печка с ними вполне справится. Лишь бы просохли хоть немного. Как раз начались дожди, и он укладывал готовые дрова в сарай, под крышу.

В первый день распилил три довольно толстые ольхи, усыпав землю вокруг козел красными жертвенными опилками и натерев с непривычки мозоли. Дровяник сразу поднаполнился, но это была, конечно, капля в море. На зиму сарай нужно забить под крышу. Так что пилить еще и пилить. Однако начало положено, уже хорошо.

Он все время ходил мимо того места, где были папа и мама, и постепенно начал с ней разговаривать. С отцом общаться он пока не мог, во-первых, отец был еще немного чужой, он к нему пока не привык. И, во-вторых, отец здесь давным-давно ничего не решал.

— Ну, как ты там сегодня поживаешь, старая? Все ли тихо, благополучно?.. А я вот, видишь, дрова пилю. Надо, надо. Зима придет, снегом заметет. Тебе-то все равно, под снегом тепло будет. А мне, может, неделю из дома не выйти… надо дров.

Поговорит так с мамой минутку, и будто легче ему. И вновь за топор да пилу.

Наступил октябрь, стало уже по-настоящему холодно, а он все возился с дровами. Оставалось повалить две самые высокие и толстые осины. Он еще сомневался: может, пощадить их для какой-никакой красоты? Но нет, для этого березы есть, а на участке должно быть чисто, свободно.

— Вот хочу сегодня осины-то повалить. Что скажешь, мам? Не против? И я тоже так думаю. Обойдемся без них.

День был холодный и студеный. Вся земля вокруг была устлана желтой листвой и красными опилками.

Он выбрал место, куда ронять дерево.

Стукнул топором по стволу. Сначала обухом. Потом рубанул без жалости!.. Сколько можно тянуть? Лезвие глубоко вошло в дерево, пришлось вытаскивать. И аккуратно подрубил сбоку этот первый надрез. Отлетела в сторону толстая, сочная щепка. Он еще несколько раз повторил операцию, сдвигаясь каждый раз на чуть-чуть. Так, дело пошло. Попробовал качнуть дерево рукой — прочно ли держится? Куда там, оно даже не шевельнулось. Руби смело.