Жизнь не так коротка [сборник]

Потом была водка, много полагающихся слов. В самом деле, было уже как бы легче. Не то что в предыдущие три дня, когда все это внезапно обрушилось на них каменной глыбой, придавило, едва не расплющив абсолютно равнодушной несправедливостью.

Нет, на кладбище он не плакал.

В первый день, когда мать позвонила ему и безумно-обвиняюще крикнула в трубку: «Санька, отец-то умер!», он сначала не поверил этому, этого не должно было быть, чушь; потом сел на пол, каким-то неизвестным способом уяснив, что она говорит правду. Уяснив, но до конца не поняв, понять это было нельзя — если поймешь, окажется, что так оно и есть, а этого не должно было быть… Тогда он не мог выдавить ни слезинки.

Нужно было срочно ехать в деревню, туда, где все случилось; у него не было денег, он вышел на окружное шоссе, поднял руку, и первая же машина тормознула.

— Слушай, подбрось тут недалеко…

— Да садись, садись! — сказал водитель, веселый молодой парень.

— Только у меня денег нет совсем.

— Ну и что, садись.

Он сел, минуты три они ехали молча, а потом он сказал:

— Горе у меня, отец умер.

И как только он это сказал, слезы пошли сами собой, сильно, без рыданий, никак нельзя было их унять.

— Ох ты… — сказал водитель и прибавил газу.

Вот тогда он выплакался на несколько дней вперед, на кладбище это были не слезы, а дождь. Мать плакала, и все родственники, а он нет.

Было уже вроде легче, но все равно страшно. Только время могло тут чем-то помочь, но время еще не прошло. Тянулось, как в тюрьме.

Мать в эти дни боялась оставаться одна. Он спал в своей детской комнате, вернее, тяжело лежал без сна, все думал, вспоминал. Мысли и воспоминания причиняли боль, несли беспокойство. Ночью встал попить воды, вышел на кухню, там за столом сидела мать, подперев щеку рукой. Она почти спала, но зачем-то вскочила ему навстречу.

— Что? — спросила с мучительным затаенным страхом. Он налил воды из кувшина, неторопливо выпил, глядя в темное окно на собственное отражение.

— А помнишь, как ты мне, маленькому, ногти стригла с мясом?

Мать заплакала, покаянно опустив голову. Он погладил ее по затылку, ушел в комнату, лег, быстро заснул. Снилось, как тридцать лет назад отец сделал ему первый лук, выстругал стрелу.

— Не направляй в человека, бей лучше в небо. Туда и промахнуться не страшно.

Стрела уходила вверх с тугим гудением, быстро исчезала. Потом нужно было ждать, когда она снова появится, уже развернутая легким деревянным набалдашником вниз; под нее лучше было не попадать…

Он встретился со своим другом в один из этих тяжелых дней. Медленно шли по улице. Сане было плохо, он пил крепкое пиво прямо из бутылки. Друг посматривал на него неодобрительно.

— Ты бы лучше водки выпил.

— Есть разница? — спросил Саня, глотнув последний раз. Бутылка улетела в пустую урну и грохнулась о железное дно.

— Конечно, — серьезно сказал друг. — Вот выпил ты бутылку крепкого пива — и стал развязным дураком. Тебе хочется схватить за жопу каждую девку или заорать какую-нибудь глупость. И тому подобное. А вот выпил бы ты сто пятьдесят граммов чистой водки — и все острые углы сразу сгладились, ты весел, совершенно трезв и все соображаешь. Пей водку. Уважай себя.

— По-твоему, я себя что, не уважаю?

— Не уважаешь, — кивнул друг. — До сих пор не можешь поставить на своем. Со всеми соглашаешься, поддакиваешь. Не хочешь спорить. Лишь бы тихо… А у тебя должно быть собственное мнение. Право на конфликт. Уважай себя. Отругай кого-нибудь. Дай запросто в морду…

Саня развернулся, дал другу в морду. Обхватил кулак другой ладонью, зашипел от боли, затряс. Друг, неловко упавший в лужу, сказал, утирая кровавые сопли:

— Вот теперь молодец…

Все эти дни он не виделся со своей женщиной, было не до нее, она позвонила первая, сказала, что, может быть, больше им не надо встречаться… Он бросил трубку на середине ее фразы. Дура. Хватит с него ее тупых выходок. И к тому же он давно устал биться о ее костяной лобок. Синяки внизу живота, ей-богу. Ну вот и ладно. Очень хорошо. Давно пора было…

Утром его разбудили вороны. Они расселись на дереве возле окна, стали орать. Хотел прогнать их, открыл окно, махнул рукой, но твари не испугались, только посмотрели на него насмешливо.

Он позавтракал, пошел на работу.

Его отправили на другой конец города, нужно было долго ехать на автобусе. Прождал чуть не полчаса, едва не взбесился, но надо, надо… На ступеньках передней площадки автобуса сидел пьяненький мужичок слегка бомжеватого вида, он почти спал, в руках у него была полупустая бутылка водки. Иногда он открывал глаза, делал из бутылки глоток. Люди посматривали на него с неодобрением, подозрительно. К мужичку подошла строгая кондукторша, спросила:

— Мужчина, а вы, вообще-то, куда едете?

Он медленно взглянул на нее, негромко ответил:

— К брату.

— А где живет ваш брат?

Мужичок еще помедлил, хлебнул водки, сказал:

— Он не живет.

Кондукторша или не расслышала, или ничего не поняла, да стала ругать его, что он едет, сам не зная куда, пьяный.

Саня решил не ночевать больше у матери. Пусть как-то привыкает, приспосабливается. Не может же он переселиться к ней опять.