Читаем Жизнь – одна. Любовь – одна полностью

И хотя оно не будет первым,

Но знакомых строк не повторит.

Как смычок по скрипке,

Так, наверно,

Музыкой вдруг отзовется ритм.

И чтоб музыка была не грустной.

Жизнь не раз нам причиняла боль.

Много лет живем одним мы чувством,

И одна судьба у нас с тобой.

<p>На весах искусства</p>

Для крутой неграмотной попсы

Я никто… И звать меня никак…

Мысленно кладу я на весы

Выступлений всех своих аншлаг.

А еще десяток новых книг,

Что читает мне вослед страна.

Нету счастья у меня без них. —

Ими жизнь моя озарена…

На другую чашу я кладу,

Впав в недоумение и злость,

Жалкую словесную руду,

Где таланту места не нашлось.

Где такая музыка взошла,

Что душа и уши вянут враз.

Где танцуют некие тела

Пошлость и бездарность напоказ.

Но еще печальнее, что зал

Хлопает и падает в восторг.

Это кто же вкус им поломал,

Кто искусство позабыть помог?..

<p>Еще одно признание</p>

Я бесконечно рад,

Что ты всегда со мной,

Что рядом твоя нежность сердца,

Что ты мне продлеваешь путь земной

В немыслимой российской круговерти.

Прости, что я порою нетерпим.

Но это все от нервотрепки нашей,

И если жизнь под силу нам двоим,

То одному порой бывает страшно.

Хотя мужик в семье – и рыцарь,

И глава.

Я знаю это по отцу и деду…

И потому в своих обидах ты права,

Когда я где-то упустил победу.

<p>«Мы любим женщин сравнивать с цветами…»</p>

Мы любим женщин сравнивать с цветами.

И выбираем лучшие из них…

Ты вот, к примеру, роза…

Но с шипами.

Я чувствую порой уколы их.

Ты можешь словом уколоть и взглядом,

Когда я виноват или неправ.

И если я оказываюсь рядом,

То вновь смиряю свой упрямый нрав.

Но мне приятно быть под боевым прицелом.

Как хорошо, что так пристрастна ты.

Я бы, наверно, многих не добился целей

Без мудрости твоей и доброты.

А потому всем рыцарям мужского пола

Желаю – не впадайте в благодатъ.

Без женского пристрастья и упора

Нам эту жизнь вовек не обуздать.

<p>«Когда-то и я буду старым…»</p>

Когда-то и я буду старым,

Возьмут меня годы в полон.

Заменю я маминым самоваром

Джин с тоником и самогон.

И как поется в старинной песне –

У самовара…

Только ты да я.

Сказать по правде, сюжет не весел.

И песня та не моя.

И потому я все позабуду,

Глядя в глаза твои…

И случится веселое чудо:

Я не стану гонять чаи.

И ты, наверное, угадаешь,

Почему забыт самовар.

Жизнь у нас молодая.

Ты молода, и я не стар.

И верну привычное нам застолье.

Джин с тоником и коньяк…

А самовар поживет в неволе,

Заброшенный на чердак.

А когда захочется чаю,

Соберу друзей под него.

И душой чуть-чуть опечалюсь,

Впав в усталое торжество.

Потому что не зря же предки

Одарили мудростью нас.

Годы юные – они не ветхи.

Годы ветхие – не на час.

Потому и достал вчера я

Мамин старенький самовар.

Чтоб не жить от традиций с краю.

Что не впасть вдруг в чужой овал.

<p>Юбилейное признание</p>

Двадцать лет стремительно промчались

По моей и по твоей судьбе.

Помнишь, мы однажды повстречались?

Помнишь, что я говорил тебе?

Говорил, что нет мне в жизни счастья

Без твоей улыбки, без небесных глаз.

И мои слова звучали, как причастье.

И Господь тогда услышал нас.

Ты была, как прима Голливуда, —

И красива, и добра ко мне.

Аня, Анечка, ты – чудо!

Ты – мой добрый ангел на Земле.

Без тебя бы жизнь была бездарна

На ухабах вечной суеты…

Я кладу у ног твоих тюльпаны

И стихи, которым рада ты.

<p>«Мир помешался на деньгах…»</p>

Владимиру Березину

Мир помешался на деньгах.

Теперь всему есть жесткий ценник,

И даже ироничный Гафт,

Жалея, что не нажил денег,

Грустит о временах весенних,

Когда дружили все взахлеб

И жили, словно в семьях братья.

А ныне мир, как старый жлоб,

Себя без выгоды не тратит.

Но, слава Богу, есть друзья,

Кому могу я свято верить.

Чьи души погасить нельзя,

Чей свет деньгами не измерить.

Для них превыше всяких фраз,

Превыше всех надежд весенних

Союз сердец, сроднивший нас,

Что никогда нам не изменит.

<p>Призванье</p>

Красота спасет мир.

Ф. М. Достоевский

Копаться в земных мелочах

И житейских невзгодах, —

Серьезной Поэзии не под стать.

Поэзия – это всегда звучит гордо.

Призванье ее – Красоту воспевать.

Люблю нашу классику я…

Не Баркова,

Не модную ложь

Конъюнктурных писак.

В веках остается

Лишь мудрое Слово,

Чтоб не попала

Культура впросак.

<p>Ане</p><p><emphasis>(«Когда по утрам меня мучит боль…»)</emphasis></p>

Когда по утрам меня мучит боль,

Я наивно ее от тебя скрываю.

Но боль моя остается с тобой,

Даже когда я о ней забываю.

Потому что две наши жизни навек

Сошлись в одну счастливую добровольно.

И если зло на тебя совершит набег,

Мне будет так же горько и больно.

Но я не оставлю тебя одну

Против любой окаянной силы…

Давай послушаем тишину,

И в ней два слова –

«Любимая…» «Милый…»

И потому нам с тобой не страшны

Никакие удары и беды.

Мы не только друг в друга

Навек влюблены,

Мы любим взаимные наши победы.

Когда ж по утрам меня мучит боль,

Так это годы, что мстят за возраст.

Забудь о них… И мне позволь.

Смотри, как с небес

Нам улыбаются звезды.

<p>Ане</p><p><emphasis>(«Я сотворен из боли…»)</emphasis></p>

Я сотворен из боли,

Надежды и доброты.

С болью борется воля.

Надежду лелеешь ты.

А доброта моя –

Это тоже ты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Черта горизонта
Черта горизонта

Страстная, поистине исповедальная искренность, трепетное внутреннее напряжение и вместе с тем предельно четкая, отточенная стиховая огранка отличают лирику русской советской поэтессы Марии Петровых (1908–1979).Высоким мастерством отмечены ее переводы. Круг переведенных ею авторов чрезвычайно широк. Особые, крепкие узы связывали Марию Петровых с Арменией, с армянскими поэтами. Она — первый лауреат премии имени Егише Чаренца, заслуженный деятель культуры Армянской ССР.В сборник вошли оригинальные стихи поэтессы, ее переводы из армянской поэзии, воспоминания армянских и русских поэтов и критиков о ней. Большая часть этих материалов публикуется впервые.На обложке — портрет М. Петровых кисти М. Сарьяна.

Амо Сагиян , Владимир Григорьевич Адмони , Иоаннес Мкртичевич Иоаннисян , Мария Сергеевна Петровых , Сильва Капутикян , Эмилия Борисовна Александрова

Биографии и Мемуары / Поэзия / Стихи и поэзия / Документальное
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия
Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия