Жизнь пяти

Лицо Валы горит, румянец мягкими, нежно-розовыми кругами, все более яркими к центру проступает на тонкой, гладкой коже щек. В распахнутых глазах – яростный, восторженный огонь, легкие пряди волос, будто отброшенные назад резким порывом невидимого ветра, распушились и растрепались, оголив торчащие, тоже покрасневшие кончики ушей.

Покажи.

Нердан Йорман тут же оставляет бумаги и распрямляется, испытующе-любопытно оглядывая ученицу и, откидываясь на спинку стула, в ожидании и нетерпении замирает, соединив вместе тонкие пальцы морщинистых рук.

Вала коротко кивает в ответ. Ее взгляд изменяется: мутнеет, мрачнеет, гаснет, расфокусированный и растерянный одновременно. Мягкие губы отрываются друг от друга, и гибкое тело вдруг растворяется в желтовато-охристом, переходящем в умбру и фиолетово-красную синеву замкнутом пространстве кабинета.

Растворяется, чтобы спустя мгновение оказаться в тесной, уютной тени длинных книжных шкафов.

Шорох, свист, глухой стук.

Случайно задетая книга плашмя падает на ковер.

А удивленно-виноватое

Ой!

громкое, растерянное отзвуком высокого, женского голоса доносится уже из противоположного угла комнаты.

Внезапно покачиваются, подергиваются тяжелой волной портьеры, раскрываясь и впуская в комнату колкие лучи солнца. Падает еще одна книга. С шелестом взмывают вверх листы бумаги. Гаснет, вздрогнув магический огонь, туманный облаком поднимается в воздух невесомая, щекочущая нос пыль.

И ласковый вихрь невидимого постоянного перемещающегося, неуловимого движения вместе с игривым, беззаботным, переливающимся нотками радостного ликования смехом, обрывками, отрывками, отголосками звучащим, кажется, одновременно со всех сторон странной какофонией ритма, резонансов и эха, заполняет привыкший лишь к молчанию и безличному шепоту кабинет.

Пока наконец все не стихает, и Вала не появляется вновь перед краем стола профессора усталая, утомленная, с ритмично поднимающейся и опускающейся от тяжелого, сбивчивого дыхания грудью, внутри которой отчаянно колотиться сердце, с нетерпением и восторгом ожидающая вердикта учителя.

Нердан Йорман тоже смотрит на нее настороженно, скептически прищурившись, пытливо вглядываясь в черты молодого, раззадоренного, бледнеющего лица, будто пытаясь прочитать в нем то, что не сумел увидеть ранее, минуту, день, а может и годы назад. Он смотрит, а потом вдруг улыбается: сдержано и довольно. Его нахмуренные брови поднимаются, суровые складки лба кое-где расправляются, становясь не такими резкими и глубокими, освещая нехарактерным светом внутренней радости по-прежнему красивое, правильное, пусть и постаревшее лицо. Он улыбается, чуть посмеиваясь, глухо, непривычно, тихо, шершаво, даже грубо, словно его голос позабыл, как это делается. И поднимается, неспешно оттолкнувшись руками от подлокотников кресла, встает на ноги и в абсолютной тишине элегантно, с неизменным достоинством и новым, неведомым почтением чуть склоняет перед Валой ошеломленной и растроганной до глубины сердца седеющую голову.

Через год они вместе откроют мерцающие перемещения. Удивительную магию, так пригодившуюся им всем во времена грядущих долгих Темных арков, магию, усилиями Ривина Вута потом надежно охранявшую от Скейлера сертэ здесь, в стенах университета, полного шпионов и скрывающихся за масками врагов, магию, которая навсегда впишет имя Валы в историю этого мира.

3

Шум и взрывы смеха, раскатистый грохот грубых, пропитанных дешевым вином и закаленных соленым морским ветром, заплетающихся голосов, звон стаканов и тяжелых, наполненных разнообразными, дурманящими напитками, полумрак, белые клубы пара, сероватый, рваный дым, горьковато-влажный запах пота, пряные ароматы диковинных стран и далеких континентов. Неприличные, режущие не привыкший слух лукаво дерзкие слога арданских ругательств, витиеваты распевы тартрилонских гласных, грубоватые акценты Аргрона42, туманные свистящие слова Юлстрива и такая редкая, странная и вместе с тем драгоценно знакомая, понятная во всем этом многообразии северная речь.

Самый укромный уголок самого дрянного, дешевого, невзрачного прибрежного кабака. Фиолетовые тени, оранжево-багряный свет и вино – живое, медово вязкое, медное сокровище Тартрилона, которое уже начинает кружить голову и путать мысли. Сегодня они могут позволить себе этот драгоценный стаканчик, сегодня они празднуют.