Жизнь – сапожок непарный. Книга вторая. На фоне звёзд и страха

После ареста Марго Гюнтер Вендт остался с четырьмя детьми. Он не стал раздавать их по родственникам, как ему предлагали. В его жизни появилась другая женщина. В течение всех десяти лет, пока Марго отбывала срок неизвестно за что, эта женщина заменяла детям мать. По возвращении Марго жён у отца оказалось две. Матерей у детей – тоже две. Дети помнили родную мать. Но за эти годы успели привязаться к «другой». Как же поступила эта другая женщина?

– Она? Она собралась и уехала, – коротко ответила Инна.

– Сама?! А Марго?..

– Счастье к матери не вернулось. Ни в чём. И уже никогда.

После визита ко мне Инны и Джимми из Германии приехал Гётц с женой Вибке. Всё меня радовало в необычайно привлекательных и деликатных детях Марго. Тщательно готовясь к встрече, и одни, и другие привезли свадебные фотографии родителей, проспекты совместных выставок художников Гюнтера и Марго Вендт, фотографии Марго, окружённой детьми, много фотографий одной Марго, в том числе – после перенесённого инсульта. Привезли ксерокопии со сделанных ею на Севере эскизов и картин: маленькие дети в разных ракурсах, кувыркающиеся, висящие в пустом пространстве; зарисовки заключённой, разметавшейся во сне, лагерной проститутки, рабочих бригад на лесоповале…

Внутрисемейная драма на многие годы перекрыла для членов семьи все иные смыслы случившейся с ними катастрофы. Никто не смеет расспрашивать детей Марго, что они чувствовали при встрече с матерью после десятилетней разлуки, что испытывали при расставании с «другой». Подлинный размах бед, прострочивших судьбы родителей, души их детей, осознавался постепенно. Дети Марго, имеющие собственных взрослых сыновей и дочерей, для того ведь и приезжали из своих стран в Петербург, чтобы приблизиться к более детальному пониманию того, что пережила их мать, какой она запомнилась тем, с кем свела её жизнь на Севере.

Я была благодарна Гётцу и Вибке, когда они попросили русский вариант книги, чтобы через переводчицу, с которой они приехали, я разъяснила им всё непонятое в тексте материнского письма. В немецком переводе письмо Марго отсутствовало вообще. Полностью оно включено в первую книгу настоящего двухтомника, а здесь я позволю себе привести краткие выдержки. Марго объясняла, что помогает ей справляться с непосильно тяжёлой физической работой:

«Прочитав у Станиславского… о телесной свободе, экономии сил, об отсутствии всякого мышечного напряжения, я использовала этот совет для себя. Пример: я несу носилки с глиной… напряжены только грудные мышцы, руки только слегка ведут рычаги носилок, а ноги идут, легко пружиня… Всё тело отдыхает, и только в ту минуту, когда этого требует необходимость в процессе работы, я напрягаю какой нужно мускул. Только таким путём я не устаю. Мне не больно… Я свободна! Свободна! Без интриг, без просьб, без всякого того многого, что в лагере необходимо для получения места придурка…»

Пришлось растолковать, что «местом придурка» в лагере именовали рабочее место под крышей, освобождавшее от общих работ, а «всякое то многое» подразумевало домогательства прорабов и нарядчиков, определявших зэкам нормы хлеба. Марго была счастлива в своей свободе, которой добилась сама, и дети должны были почувствовать силу её духа.

У сына были крепко сжаты губы. Глаза Вибке застилали слёзы. Переводчица перевела их слова: «Спасибо. Мы этого и многого другого – не понимали».

При разговоре о приглашении на празднование столетия Марго в 2007 году Гётц, будто нечаянно, протянул мне старого образца видовую открытку с изображением взбаламученного моря. На обратной стороне открытки рукой Марго был написан мой кишинёвский адрес, имя и фамилия. Так я узнала, что Марго искала меня, как и я – её!

– Напишите здесь что-нибудь, – попросил Гётц. – Мы поместим открытку на стенде к столетию матери.

Как когда-то Володя – мне, я написала: «Дорогой Марго (Маргоше) – во Вселенную!» Написала о том, что полстолетия спустя после того, как мы расстались, её детей привела ко мне в Петербург потребность узнать, как проживала их мать годы несвободы.