Жизнь Шарлотты Бронте

Мой труд, наконец, закончен и отправлен по назначению. Теперь ты должна сообщить мне, когда у тебя будет возможность приехать сюда. Боюсь, что сейчас это будет трудно организовать, ведь так мало времени остается до свадьбы. Прошу заметить, что все мое удовольствие будет испорчено, если твоя поездка в Хауорт причинит неудобства тебе или кому-нибудь еще. Но когда это будет удобно, я буду искренне рада повидаться… Могу сообщить с благодарностью, что папе лучше, хотя он еще не очень окреп. У него часто бывают приступы тошноты. Моя простуда гораздо меньше беспокоит меня, иногда она совсем исчезает. Несколько дней назад я серьезно мучилась разлитием желчи, это было следствием того, что я слишком долго корпела над моим романом, но сейчас все прошло. Со мной это случилось впервые после возвращения с моря. Раньше такое повторялось каждый месяц».

«13 сентября 1849.

Если твой долг и благополучие близких требуют, чтобы ты осталась дома, я не могу позволить себе жаловаться, и все же я очень, очень сожалею, что обстоятельства пока не позволяют нам увидеться. Я бы без колебания приехала в N., если бы папа был крепче, но так как и его здоровье и его настроение оставляют желать лучшего, я не смогу убедить себя оставить его сейчас. Давай надеяться, что когда мы наконец увидим друг друга, наша встреча будет еще приятнее оттого, что она была отсрочена. Дорогая Э., у тебя на плечах лежит тяжелая ноша, но подобная ноша, когда ее правильно несут, оттачивает характер, только мы должны самым упорным, тщательным и внимательным образом сдерживать себя, чтобы не возгордиться нашей силой, если нам дано перенести испытания. Эта гордыня будет лишь знаком откровенной слабости. Сила, если она у нас есть, никогда не заключается в нас самих, она дается нам свыше».

В. С. Вилльямсу, эсквайру.

«21 сент. 1849.

Дорогой сэр. Я признательна Вам за то, что Вы храните мой секрет, поскольку я продолжаю, как и прежде, беспокоиться о сохранении анонимности (и еще больше беспокоиться было бы просто невозможно). В одном из Ваших последних писем Вы спрашиваете, смогу ли я избежать раскрытия тайны в Йоркшире. Думаю, что да, ведь я здесь почти неизвестна. Кроме того, книга в гораздо меньшей степени базируется на реальности, чем это может показаться на первый взгляд. Было бы сложно Вам объяснить, как мало у меня жизненного опыта, сколь немногих людей я знаю и сколь немногие знают меня.

В качестве примера того, как развивались характеры, возьмите мистера Хелстона. Если у этого персонажа и был прототип, то это был один священник, который скончался несколько лет назад в преклонном возрасте восьмидесяти лет. Я видела его лишь один раз – при освещении церкви, когда мне было десять лет отроду. Тогда меня поразила его внешность – его суровый, воинственный вид. Впоследствии я слышала, как о нем судачили в округе, где он проживал: некоторые отзывались о нем с энтузиазмом, другие с отвращением. Я слышала многочисленные истории, сопоставляла одно свидетельство с другим и делала выводы. Я видела того, кто стал прототипом мистера Холла, а он немного знает меня; но он в меньшей степени заподозрит меня, чем свою собаку Принца, в том, что я внимательно наблюдала за ним или превратила его в героя романа, а также в том, что я написала книгу, тем более роман. Маргарет Холл отозвалась о «Джейн Эйр», с подачи «Квортерли», как о «безнравственной книге», и это выражение, услышанное из ее уст, признаюсь, задело меня за живое. Оно открыло мои глаза на вред, принесенный «Квортерли». Иначе Маргарет не назвала бы книгу «безнравственной».

Неважно, известно мое имя или нет, ложно ли обо мне судят или наоборот, я не намерена писать по-другому. Я буду следовать на поводу у своих способностей. Два человеческих существа, которые меня понимали и которых понимала я, ушли навсегда; есть еще некоторые люди, которые все еще любят меня и которых люблю я, не ожидая и не смея рассчитывать на то, что они смогут меня хорошо понять. Я удовлетворена, но я должна идти своим путем в том, что касается литературного труда. Потеря самого дорогого и близкого, что у нас есть на этом свете, накладывает отпечаток на характер: мы оглядываемся на то, что нам остается, что еще способно поддержать нас, и найдя, цепляемся за это с обновленным упорством. Три месяца назад мой дар воображения вынес меня из пучины, когда я тонула; я активно его развивала с тех самых пор, и это поддерживает меня на плаву; а результаты воодушевляют меня сейчас, так как я чувствую, что они позволили мне доставить удовольствие другим. Я благодарна Господу, который дал мне эту способность, а моя религия заставляет меня беречь этот дар и извлекать из него пользу.

Искренне Ваша,

Шарлотта Бронте».

В то время, когда было написано это письмо, Тэбби и молодая служанка, которая ей помогала, хворали и были прикованы к постели; за исключением некоторой нерегулярной помощи вся домашняя работа, а также уход за двумя больными легли на плечи мисс Бронте.