Уже полтора года прошло с тех пор, как Вы писали мне в последний раз, но, кажется, что еще больше, потому что за это время на мою долю выпали тяжкие испытания. С тех пор были периоды, когда я совсем переставал интересоваться литературой, критиками и славой и когда я утратил связь с тем, что занимало мои мысли в момент первой публикации «Джейн Эйр», но сейчас все это вновь возвращается ко мне с новой силой, если это возможно, соответственно, Ваша записка меня обрадовала. Жаль, что Вы относитесь ко мне как к женщине. Мне бы хотелось, чтобы все рецензенты верили в то, что «Каррер Белл» – мужчина, тогда они были бы к нему более справедливы. Я знаю, что Вы мерите меня тем мерилом, которое считается наиболее подходящим для моего пола, и Вы осудите меня, если я не проявлю ожидаемого изящества. Все до одного набросятся на меня из-за первой главы, а эта первая глава правдива, как Библия, хотя и небезупречна. Будь что будет, но когда я пишу, я не могу постоянно думать о себе и об изяществе и очаровании женственности, – я берусь за перо не на таких условиях и не с такими идеями. Если же мною написанное будут терпеть только на этом основании, я исчезну из вида и не буду более беспокоить читающую публику. Я вышел из безвестности и могу с легкостью вернуться туда же. Находясь на большом расстоянии, я сейчас буду наблюдать за тем, что произойдет с «Шерли». У меня очень низкий порог ожиданий, я предвижу грусть и горечь, и все же я заклинаю Вас честно высказать то, что Вы думаете; лесть была бы не просто суетна; лесть не влечет за собой утешения. Что касается осуждения, то, поразмыслив, я не понимаю, почему мне стоило бы слишком его опасаться, ведь никто, кроме меня, от этого не пострадает, а в этой жизни и счастье и страдания долго не задерживаются. Желаю Вам успеха в Вашей шотландской экспедиции.
Искренне Ваш
К. Белл».
Как мы видим, в «Шерли» мисс Бронте стремилась сохранить свое инкогнито ничуть не меньше. Она даже воображала, что в этом романе было меньше признаков женского пера, чем в «Джейн Эйр», поэтому когда появились первые отклики, в которых утверждалось, что таинственный автор является женщиной, она была весьма разочарована. Ей особенно неприятно было то, что к литературному произведению, написанному женщиной, применяли более низкие критерии, а похвала, пронизанная ложно-галантными намеками на ее пол, обижала ее еще больше, чем прямое осуждение.
Но столь ревностно хранимый секрет постепенно близился к разгадке. Публикация «Шерли», казалось, укрепила убеждение, что писатель был жителем той местности, где происходит действие. Роман прочел некий сообразительный выходец из Хауорта, который достиг более высокого положения и переехал в Ливерпуль; его поразили некоторые названия, и он понимал диалект, на котором были написаны отдельные части романа. Он был убежден, что написал его житель Хауорта, но не представлял себе, что его мог написать кто-либо, кроме мисс Бронте. Гордясь своим предположением, он предал его огласке (почти в форме утверждения) на страницах ливерпульской газеты, и таким образом тайна начала понемногу проясняться. Поездка мисс Бронте в Лондон в конце 1849 года подтвердила эти подозрения. Она все время сохраняла прекрасные отношения со своими издателями, и их доброта скрасила ей некоторые из тягостных часов одиночества, которых у нее в последнее время было так много, благодаря их посылкам с книгами, более соответствующими ее вкусу, чем те, которые можно было получить в библиотеке Кейли. В ее переписке, отправляемой в Корнхилл, нередко проскальзывают такие фразы:
«Посланные Вами книги меня по-настоящему захватили. Особенно мне пришлись по душе «Разговоры с Гете» Экермана, «Догадки об истине», «Друзья в совете» и маленькая книжечка об английской общественной жизни, и последняя не меньше, чем остальные[171]
. Иногда нам особенно нравятся книги и герои не из-за проявившегося в них блестящего интеллекта или потрясающей оригинальности, но из-за чего-то доброго, тонкого и подлинного. Я сочла эту книжечку произведением дамы, приятной и разумной женщины, и она мне понравилась. Не отбирайте для меня другие книги, я еще не исчерпала все свои запасы.Принимаю Ваше предложение, касающееся «Атенеума»; мне бы очень хотелось взглянуть на эту газету, если только Вас не затруднит послать ее. Я быстро верну ее Вам».
В письме подруге она жалуется на болезнь, которая ее почти никогда не отпускает.
«16 ноября 1849.