Жизнь Шарлотты Бронте

Перед тем, как я получила Ваше последнее письмо, я решила сказать Вам, что мне не следует ожидать другого письма в течение следующих трех месяцев (намереваясь затем продлить период воздержания до шести месяцев, так как я боюсь оказаться зависимой от этой слабости: Вы, без сомнения, не понимаете почему, так как Вы не ведете мой образ жизни). И сейчас я не должна ожидать письма, но раз Вы говорите, что хотели бы писать мне время от времени, я не могу сказать «не пишите», не придавая моим подлинным чувствам лживости, которую они отрицают, и совершая над ними насилие, которому они решительно отказываются подчиниться. Я могу только заметить, что когда Вам захочется написать, будь то серьезно или ради небольшого развлечения, Ваши письма, если они дойдут до меня, будут приняты с радушием. Передайте Х, что я буду заботиться о моем хорошем настроении столь же усердно, как она заботится о своих геранях».

Глава 10

Вскоре после ее возвращения к ней приехала ее подруга. Пока она находилась в Хауорте, мисс Бронте написала письмо, из которого я помещаю следующий отрывок. Благоразумные и верные чувства, высказанные в нем о дружбе, достаточно объясняют постоянство той любви, которую питал к ней каждый, кто однажды стал ее другом.

В. С. Вилльямсу, эсквайру.

«21 июля 1851.

…Я не могла не задуматься, изменится ли для меня когда-нибудь Корнхилл, как изменился для Вас Оксфорд. Сейчас у меня с ним связаны приятные ассоциации. Может ли их характер когда-нибудь измениться?

Возможно, хотя я верю в противоположное, потому что, кажется, я не преувеличиваю свои пристрастия; думаю, что принимаю недостатки вместе в достоинствами, изъяны вместе с красотами. Кроме того, по моим наблюдениям, в дружбе разочарование возникает главным образом не от того, что мы слишком любим наших друзей или слишком хорошо о них думаем, но скорее от преувеличения их любви к нам и их мнения о нас; и если мы с достаточной скрупулезностью предохраняем себя от подобной ошибки и можем быть довольны и даже счастливы отдавать больше любви, чем мы получаем, если мы можем справедливо сравнивать обстоятельства и быть сугубо точными в делаемых из этого выводах и никогда не позволить себялюбию ослепить себя, – тогда, я думаю, нам удастся прожить жизнь с последовательностью и постоянством, не омрачив ее мизантропией, которая проистекает от сильной перемены наших чувств. Все это отдает метафизикой, но при ближайшем рассмотрении здесь есть здравый смысл. Мораль заключается в том, что если бы мы основывали свою дружбу на прочном основании, мы должны были бы любить наших друзей ради них, а не ради себя; мы должны были бы искать в них верности по отношению к ним в той же мере, как и верности по отношению к нам. В последнем случае каждая рана, нанесенная нашему самолюбию, вызвала бы в нас холодность; в первом случае лишь некая болезненная перемена в характере и наклонностях нашего друга, некая опасная брешь в его верности самому себе смогла бы охладить наше сердце.

Как интересно должно было Вам слушать сплетни старой девы, Вашей кузины, о Ваших родителях, и как отрадно узнать, что ее воспоминания не содержат ничего, кроме приятных фактов и отзывов! Жизнь должна течь действительно медленно в той крошечной загнивающей деревушке посреди меловых холмов. В конце концов, поверьте мне, если это зависит от нашей воли, лучше уж рухнуть под тяжестью непосильного труда в густонаселенном месте, чем изнывать от бездействия, инерции и одиночества: размышляйте об этой истине, когда бы Вы ни почувствовали усталость от работы и суеты».

Вскоре после этого я получила от нее письмо, и хотя оно является ответом на то, что я, должно быть, ей написала, все, что она говорит, так характерно для нее, что я не могу отказать себе в удовольствии процитировать его, исключая несколько отрывков:

«Хауорт. 6 августа 1851.

Моя дорогая миссис Гаскелл.

Я была так рада Вашему письму, когда я его наконец получила, что я не склонна сейчас роптать на задержку.

Около двух недель назад я получила письмо от мисс Мартино. Это тоже было длинное письмо и касающееся тех же вопросов, которые затрагиваете и Вы, а именно Выставки и лекции Теккерея. Было любопытно мысленно положить оба документа рядом, наблюдать за двумя разновидностями ума и видеть одну и ту же сцену через двух посредников. Различия были совершенно потрясающими, и еще более потрясающими оттого, что они состояли не в резком контрасте добра и зла, но в менее явном противостоянии, в более тонком различии между оттенками добра. Выдающиеся качества одной натуры похожи (как я думала) на превосходное лекарство – возможно, неприятное на вкус, но способное укрепить организм; добро другой натуры скорее подобно насыщающему действию хлеба насущного. Он не горек, он сочен и сладок, он приятен на вкус, хотя и без изысканности; он поддерживает нас, не заставляя нас перенапрягаться.

Я совершенно согласна с Вами во всем, что Вы говорите. Ради разнообразия я бы даже хотела, чтобы мнения наши чем-нибудь отличались.