Жизнь Шарлотты Бронте

«…Как красивы отдельные фразы из проповедей Джеймса Мартино[218], некоторые из них – подлинные, чистейшие перлы, глубоко продуманные и изящно выраженные мысли. Я бы очень хотела увидеть его рецензию на книгу его сестры. Мне не попадалась ни одна из статей, о которых Вы меня спрашиваете, помимо весьма примечательной, появившейся в «Вестминстере» статьи о женской эмансипации. Но отчего же мы с Вами думаем (наверно, стоит сказать чувствуем) до такой степени одинаково по некоторым вопросам, что между нами не может возникнуть никаких разногласий? Ваши слова об этой статье выражают мои мысли. Она хорошо аргументирована, ясна и логична, но в ней слишком многое пропущено, и тем болезненнее реагируешь на нее всеми фибрами души. В чем этот пробел? Думаю, что я знаю, и зная, рискну высказаться. Я полагаю, что автор забывает, что на свете существуют жертвенная любовь и бескорыстная преданность. В первый раз читая статью, я решила, что это произведение мощного и ясного ума женщины с закаленным, ревностным сердцем, стальными мускулами и железными нервами; женщины, которая стремилась к власти и никогда не испытала любви. Для многих женщин любовь сладка, а к покоренной силе они равнодушны – хотя нам всем нравится приобретенное влияние. Думаю, что Д. С. Милл

[219] считает этот мир тяжелым, сухим, безотрадным, и все же в основном в этой статье он высказывается с достойным восхищения здравым смыслом – особенно, когда он говорит, что если женщина и неспособна в силу естественных причин выполнять мужской труд, то совсем не стоит закреплять это в законе; надо сделать доступной для нее любую карьеру и позволить ей попробовать; те, кому суждено добиться успеха, добьются его, или по крайней мере получат равные возможности, а неспособные вернутся на подобающее им место. Он также очень ловко расправляется с вопросом «материнства». Короче говоря, осмелюсь сказать, что у Д. С. Милла очень хорошая голова, но я презираю его сердце. Вы правы, когда говорите, что в человеческой природе есть глубокие недра, неподвластные логике, и я рада, что это так.

Посылаю с этой же почтой «Камни Венеции» Рескина и надеюсь, что Вы с Метой найдете в ней страницы, которые вам понравятся. Некоторые отрывки могли бы показаться суховатыми и техническими, если бы не личность автора, которая пронизывает каждую страницу. Жаль, что Марианна не подошла ко мне во время лекции, мне бы это доставило такое удовольствие. То, что Вы пишете о крошечном эльфе Джулии, меня очень позабавило. Я думаю, что Вы не знаете, что она унаследовала (в измененной форме) многое от своей мамы, но Вы это обнаружите, когда она вырастет.

Не будет ли это огромной ошибкой, если мистер Теккерей прочтет свои лекции в Манчестере в условиях, которые исключат из числа зрителей таких людей, как Вы и мистер Гаскелл? Я считаю, что недостаточно ограничиваться Лондоном. Чарльз Диккенс не стал бы так сужать сферу своей деятельности.

Вы просите, чтобы я писала о себе. Что же можно сказать на эту заповедную тему? Мое здоровье в норме. Мое настроение подвержено переменам. Со мной ничего не происходит. Я мало на что надеюсь и мало чего жду от этого мира и благодарна, что не унываю и не страдаю еще пуще. Благодарю Вас за интерес к нашей старой служанке, она в порядке. Маленькая шаль и пр. ей очень понравились. Папа тоже, к счастью, хорошо себя чувствует.

Посылаю Вам и мистеру Гаскеллу самые добрые пожелания.

Искренне Ваша

Ш. Бронте».

Лето еще не достигло своего апогея, а привычное воздействие ее одинокого существования и нездорового месторасположения пасторского дома начало проявляться в изнурительной головной боли и мучениях по ночам, когда она внезапно просыпалась и не могла больше заснуть. В своих письмах она об этом подробно не пишет, но в них нет ни капли задора, а иногда прорываются намеки на нечто большее, чем можно описать словами. Все обитатели хауортского дома переболели обычным затяжным гриппом с невысокой температурой. Внешне она казалась самым сильным членом семьи, и все домашние хлопоты в это время легли на ее плечи.

В. С. Вилльямсу, эсквайру.

«26 сентября.