Жизнь Шарлотты Бронте

«Маловероятно (пишет она), что моя книга будет готова к установленному Вами сроку. Если здоровье не подведет, я продолжу работать над ней в довольно быстром темпе, чтобы написать ее, если не хорошо, то по крайней мере, как можно лучше. И ни на секунду быстрее. Когда меня покидает настроение (оно покинуло меня сейчас, не удостоив ни единым намеком на то, когда его можно ожидать вновь), я откладываю рукопись и жду, пока оно не вернется. Знает Бог, иногда мне приходится ждать долго – очень долго, кажется. Тем временем, если мне можно попросить Вас о чем-нибудь, то вот моя просьба. Пожалуйста, не говорите ничего о моей книге, пока она не будет дописана и не окажется у Вас в руках. Она может Вам не понравиться. Пока я сама от нее не в большом восторге, а авторы, как Вы прекрасно знаете, всегда относятся к своим творениям с нежной снисходительностью, а иногда и слепо пристрастно. Даже если она получилась неплохо, все равно я считаю, что будущему такой эфемерной книги, как роман, можно нанести урон, если заранее слишком много говорить о ней так, как будто она представляет собой нечто великое. Людям свойственно иметь завышенные ожидания, или по крайней мере заявлять об этом, и никакое воплощение не в состоянии их удовлетворить; затем возникает разочарование и соответственно месть, принижение и неудача. Если бы, когда я пишу, я думала о критиках, которые, я знаю, поджидают Каррера Белла, чтобы «переломать ему все кости, как только он опять высунет нос», моя рука осталась бы лежать без движения на письменном столе. Однако я могу лишь как следует постараться, а затем, завернувшись с ног до головы в мантию Терпения, усесться в ожидании у его ног».

«Настроение», о котором она здесь пишет, все не приходило, и тому была физическая причина. Несварение желудка, тошнота, головная боль, бессонница – все это приводило к тяжкой депрессии. Маленькое происшествие, случившееся примерно в это время, вряд ли могло ее ободрить. Это была смерть бедного старого Сторожа, пса Эмили. Он появился в пасторском доме в расцвете своей свирепой силы. Зловещий и дикий, он нашел себе хозяйку в упрямой Эмили. Как и большинство собак его породы, он боялся, уважал и глубоко любил того, кто покорил его. Он скорбел о ней с трогательной преданностью своей песьей натуры и сразу состарился после ее смерти. И вот теперь оставшаяся на этом свете сестра Эмили писала: «Бедный старый Сторож умер утром в прошлый понедельник после того, как занемог накануне вечером; он просто заснул; мы закопали это верное существо в саду. Флосси («толстая собака с кудрявой шерстью») подавлена, ей его не хватает. Всегда очень грустно терять старого пса, но я рада, что он встретил естественный конец. Нам намекали, что его следует усыпить, о чем нам с папой не хотелось и думать».

Когда мисс Бронте писала эти строки, 8 декабря, она страдала от сильной простуды и боли в боку. Ее состояние ухудшилось, и 17 декабря она – столь терпеливо и молчаливо переносящая мучения, столь опасающаяся подвергнуть испытанию других людей – вынуждена была обратиться к подруге с призывом о помощи:

«Сейчас у меня нет возможности поехать к тебе, но я была бы признательна, если бы ты приехала ко мне, пусть лишь на несколько дней. По правде говоря, я довольно скверно пережила этот последний месяц. Я все надеялась, что мне станет лучше, но в конце концов вынуждена была обратиться к врачу. Иногда я чувствовала слабость и упадок сил и очень стремилась к общению, но не могла заставить себя из эгоизма попросить тебя лишь ради собственного облегчения. Доктор ожидает улучшения, но пока я чувствую себя по-прежнему. Раз болезнь подкрадывалась медленно, то, полагаю, нельзя ожидать, что она сразу исчезнет. Я не лежу в постели, но я очень слаба, у меня уже три недели как пропал аппетит, и по ночам мне очень плохо. Я сама прекрасно понимаю, что в корне этой болезни должна быть чрезвычайная и непрекращающаяся депрессия, и я знаю, что немножко веселой компании сделает мне больше добра, чем галлоны лекарств. Если можешь, то приезжай в пятницу. Напиши завтра и сообщи, возможно ли это, и в какое время ты прибудешь в Кейли, чтобы послать за тобой двуколку. Я не прошу тебя оставаться долго. Все, о чем я прошу, это несколько дней».

Разумеется, ее подруга приехала; и в определенной степени ее общество, всегда столь приятное для мисс Бронте, оказало на нее положительное воздействие. Но к этому времени недуг засел уже слишком глубоко, чтобы облегчить его с помощью «веселой компании», о которой она так трогательно умоляла.