Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Здѣсь я долженъ отмѣтить одно очень странное обстоятельство, относящееся къ развитію во мнѣ чз^твства любви. Разлз'ка съ сестрой надолго сдѣлала меня печальнымъ и въ то же время усилила мою серьезность. Посѣщенія дорогой сестры становились съ теченіемъ времени все болѣе рѣдкими, такъ какъ благодаря занятіямъ мнѣ стали дозволять ихъ только въ дни праздниковъ или отпзюковъ. Мало-по-малу, я нашелъ извѣстнаго рода отрадз^т, смягчающую мое одиночество, въ привычкѣ посѣщать церковь кармелитовъ, примыкающую къ нашему домз', слушать музыку, созерцать церковнз’Ю службу, видѣть монаховъ, процессіи и томз^г подобное. Сгустя нѣсколько мѣсяцевъ я не думалъ уже такъ много о сестрѣ; а затѣмъ почти забылъ о ней, не зная дрзчгихъ желаній, кромѣ посѣщенія по з^ттрамъ и днемъ кармелитской церкви. И это было вотъ почему: разставшись съ сестрой, которой было девять лѣтъ въ то время, какъ ее взяли изъ домз^г, я не видѣлъ дрз'гихъ дѣвочекъ и мальчиковъ, кромѣ нѣкоторыхъ кармелитскихъ послзчнниковъ, въ возрастѣ отъ четырнадцати до шестнадцати лѣтъ, въ бѣлыхъ стихаряхъ, прислзокивавшихъ при церковныхъ службахъ. Ихъ юныя, отчасти женственныя лица, оставили въ моемъ нѣжномъ и неопытномъ сердцѣ тотъ же слѣдъ и то же влеченіе къ себѣ, какъ нѣкогда запеча-тлѣно въ немъ лицо сестры. Въ общемъ подъ разными видами здѣсь таилась любовь; въ этомъ я з^тбѣдился впослѣдствіи, поразмысливъ основательно. Въ тѣ же времена я не давалъ себѣ отчета въ своихъ 43’вствахъ и дѣйствіяхъ, повинз^ясь влеченіямъ природы.

УІоя невинная любовь къ этимъ послз’шникамъ дошла до того, что я не переставая думалъ о нихъ и о ихъ различныхъ обязанностяхъ. То они вставали передъ моимъ воображеніемъ со своими благочестивыми свѣчами

въ рукахъ, участвуя въ мессѣ съ ангельски сосредоточенными лицами; то я представлялъ ихъ себѣ съ кадильницами на стз'пеняхъ алтаря. Всецѣло поглощенный этими образами, я сталъ небрежно относиться къ ученію и занятіямъ и всякое общество стало для меня несноснымъ.

Въ одинъ изъ такихъ дней, когда згчителя со мной не было и я оставался совершенно одинъ въ комнатѣ, я розыскалъ слово «братья» въ итальянскомъ и латинскомъ словарѣ и зачеркнулъ его, замѣнивъ словомъ «отцы». Хотѣлъ ли я этимъ возвысить ихъ въ санѣ или просто почтить маленькихъ послушниковъ, съ которыми ни разу не сказалъ ни слова,—кто знаетъ?

Меньше всѣхъ на свѣтѣ я самъ зналъ о томъ, чего хотѣлось мнѣ. Я слышалъ до этого, какъ слово «братъ» произносилось съ нѣкоторымъ пренебреженіемъ, а слово „отецъ"—съ почтеніемъ.

Это были, вѣроятно, единственныя основанія, заставившія меня внести поправку въ мои словари. И я тщательно и со страхомъ скрывалъ отъ учителя эти поправки, сдѣланныя очень неуклюже съ помощью ножика и пера; учитель ничего не подозрѣвалъ и, не догадываясь о нихъ, такъ объ этомъ и не узналъ. Для того, кто захочетъ поразмыслить надъ этими наивными выходками, въ нихъ откроется зерно страстей бз^тдущаго мз’жчины и онѣ не покажутся столь дѣтскими и смѣшными, какими могли представиться съ перваго взгляда.

1756-

Изъ этихъ странныхъ вспышекъ чз^твства, о которомъ я не имѣлъ еще никакого понятія, но которое уже дѣйствовало такъ могз’щественно на мое воображеніе, родилась въ то время та меланхолическая настроенность, которая мзло-по-малу стала господствующей чертой моего характера. Однажды, въ возрастѣ между семью и восемью і'одами, когда я находился въ подобномъ состояніи, причину котораго, можетъ быть, нз’жно искать также и въ слабости моего здоровья, я воспользовался тѣмъ, что

наставникъ и слуга оставили меня одного и выбѣжалъ потихоньку на черный дворъ, куда вела дверь изъ моей комнаты.

На этомъ дворѣ въ изобиліи росли сорныя травы, и я принялся рвать ихъ полными горстями и набивать ими ротъ, насколько это было возможно, съ ожесточеніемъ разжевывая и глотая жесткія листья и не обращая вниманія на ихъ горькій и ѣдкій вкусъ.

Я слышалъ, не помню когда, отъ кого и при какихъ обстоятельствахъ, что есть ядовитая трава, называемая цикутою, отъ которой можно замереть. У меня не было сознательнаго намѣренія и желанія умереть и я даже не понималъ, что такое смерть, но повинз^тясь темномз^ инстинкту и печали, причина которой мнѣ также была невѣдома, я жадно набросился на эти травы въ надеждѣ, что между ними найдется и цикз’та.