не может вспомнить, сколько дней длилось это перетягивание каната с Ниной, но очевидно одно –
за это время он, наверное, состарился на год. Да и она, конечно, тоже. Нет, не умеют почему-то
люди жить вместе. А тем более – расставаться.
Несколько успокоившись часам к одиннадцати, он включает тусклый телевизор и смотрит
подряд всё немногое, что там есть. Хватит уже – пора взять себя в руки. Просто надо видеть что-
нибудь другое – то, что отвлекает. В обед вдруг вспоминается, что сегодня банный день – значит,
надо сходить и напариться так, чтобы уж никаких сил на мучения не осталось.
Так он и делает, а по дороге из бани, подчинившись новой внезапной мысли, заворачивает в
магазин и покупает бутылку водки. Стоит у магазина, раздумывая, куда бы с ней двинуть. Лучше
всего, конечно, к Боре Калганову. Ну и ладно, что когда-то поругались – помирятся. Зато уж выпить-
то с ним всегда можно запросто.
Как и обычно, разговор с Борей сначала не клеится, тем более что говорить о том, что полыхает
в душе, запрещено, но после второй стопки начинаются воспоминания о классе, о службе. Бутылка
заканчивается махом, но у Бори как раз дозревает бидон браги. Её можно пить, уже не
оглядываясь на то, сколько осталось – всё равно хватит.
Когда Роман с сумкой и берёзовым веником под мышкой выходит за ворота Калгановых, то
свободной рукой держится за столбы, забор и даже за какую-то колючую проволоку уж непонятно
на чьём заборе. Зато в душе всё наконец-то на местах: ничто уже не волнует и не тревожит. Идти
домой, однако, скучно. Что ждёт его там? Кровать да пьяный, беспамятный сон? Хорошо бы
увидеть сейчас Тоню, потому что лишь она знает всю его жизнь. Выйдя замуж, Кармен живёт в
другом доме, на крайней улице, но где конкретно – можно лишь гадать. Отыскав улицу, он идёт
вдоль по ней, приглядываясь к окнам. И вдруг в одном окне – она. Это даже удивительно. Он так
давно её не видел, даже не знал, как увидеть, а оказывается, надо просто пойти вечером по этой
улице, и всё. Не скрываясь, он стоит у штакетника палисадника и смотрит в окно, в глубине
511
которого – Тоня. Там и муж её Тимоша – спец по срезанию розеток и выключателей. А их ребёнок,
конечно, уже спит. Они сидят за маленьким столиком и что-то рассматривают на нём. Очень
интересно: счастлива сейчас Кармен или нет? Вот если бы как-то мельком увидеть её лицо. О, её
лицо скажет ему сразу всё. Этот вопрос кажется Роману таким важным, что он входит в ограду,
потом открывает воротца в палисадник и смотрит в квартиру, едва не уткнувшись носом в стекло. С
улицы на фоне светящегося окна его видно, как на блюдечке, только ему на это наплевать. То, чем
Тоня занимается с мужем в то время, как у него такие тяжёлые события, просто потрясет. Они
играют в домино! Почему-то не в карты, не в шахматы, а именно в домино. Забивают козла как
пожарные, коротающие время дежурства. Только чего коротают
объединяет домино?! И это её устраивает!? Как же взглянуть в её лицо! Но Тоня сидит,
полуотвернувшись. Партия продолжается так долго, что можно и заскучать. За это время Роман
успевает, насколько позволяет обзор, осмотреть их семейное гнездо. Там столько предметов,
знакомых по прежней квартире Тони. Тот же шкаф с зеркальной стенкой для отражения хрусталя и
увеличения его количества, тот же палас на полу, на котором когда-то, после утомительных дней на
стрижке, можно было лежать, перебирая струны гитары. Но где же сама гитара? Отыскать её он не
успевает: Кармен поднимается и выходит из комнаты – кажется, на кухню. Роман выходит из
палисадника, обходит дом кругом (хорошо, что у них нет собаки) и действительно видит её на
кухне. Но она уже уходит оттуда. Да что ж ты скрываешь от меня своё лицо!? Приходится
вернуться на исходную позицию. Но всё, что он успевает там заметить, это мужа, раскидывающего
подушки на диване. Свет гаснет – видимо, его выключает Тоня. Роман открыто, как в собственном
дворе, выходит за ворота палисадника, потом – в ограду. Узнаоют они его или не узнаоют, увидев из
неосвещенных окон, ему всё равно.
Выпитая бражка действует с отсрочкой – настоящий хмель наваливается на половине подъёма
к подстанции. Теперь Романа развозит так, что он несколько раз заваливается прямо на дороге, в
первом же падении потеряв веник, но сохранив до дома сумку с грязным бельём, которая
болтается на локте.
На веранде, открыв дверь, он падает на сетку с пустыми бутылками, раскатившимися по всему
полу. Почему-то разозлившись от этого, он рвёт дверь в дом, а, заходя, с такой силой хлопает ей,
что вздрагивают обе квартиры: в темноте слышно, как с колоды отлетает кусок замазки, а со стены
срывается какой-то мешок и рассыпается по полу со звоном и пластмассовым шелестом. Сейчас
хочется всё дёргать и всё колотить. Ударив по стене в привычном месте, он, как и хотел, попадает
по выключателю. Весь пол завален детскими игрушками. Нина собрала их вчера вечером в мешок
как что-то не нужное и повесила его на гвоздь. Теперь на полу просто некуда ступить. Роман как
можно осторожней проходит сквозь них в комнату. Тишины в доме ещё больше, чем на улице.