Мы еще немного поиграли в старых друзей, повспоминали знакомых, многих из которых, как оказалось, уже не было в живых, и Филипп решил проводить меня до метро. В дороге мы молчали, я изредка посматривал на человека, идущего мне плечо в плечо: уже сутулого, нездоровая худоба которого просвечивала сквозь зимний пуховик. Он немного вздрагивал, когда рядом проезжала полицейская машина, постоянно оглядывался и поглаживал свою лысую голову. Около метро пришло время прощаться. Прощаться, скорее всего навсегда. Он встал перед моим лицом, улыбнулся и своим выжженным ртом сказал: “До встречи, Вовка”. Мне бы очень хотелось в тот момент, чтобы в глазах Филиппа промелькнула та старая синева, хоть какой-то намек на того старого Филиппа, который любил шутить и драться, помогал мне в трудных ситуациях, напивался до беспамятства и бегал по дворам ища проблем на свою белокурую голову. Но нет, он по-прежнему смотрел на меня стеклянными зрачками. “До встречи, Пионер.” – мы обнялись, и я шагнул в метро.
Добрался до дома я в забытье, я еле различал станции, проезжал свои пересадки, на дорогах не следил за автомобилями. Реальный мир не казался мне угрозой. Угрозой для меня были мои воспоминания, которые все сильней сходились на моей шее, не давая сделать вдох полной грудью. Появилась одышка и чувство тошноты. Говорят тошнота – благородное чувство, но сейчас мне хотелось выблевать свою ностальгию и навсегда ее оставить пятном на асфальте. В комнате же я достал бутылку грузинского символического презента от матери моего ученика со стопкой. Наполнил ее, поставил на стол, но выпить не позволяла совесть. Я знал, что, если эта горючая жидкость окажется во мне, остановиться я не смогу. Я ощущал себя очень маленьким, а мир вокруг себя огромным. Он смеялся над плачущим мной и тыкал пальцем, нашептывал мне на ухо все более причудливые истории, которые выдавал за сакральное. За мое детство, которое полтора часа назад сидело на скамейке и рассказывало о астральном сексе. А были ли те времена настолько хорошими, насколько я их помню? Это вопрос, заданный самому себе, в пустоту, несколько меня нокаутировал, потому что немой ответ заключался в том, что – нет, времена были такими же дерьмовыми, просто сейчас, лишенные всяких эмоций, они мимикрируют под счастливые. Ноги начали подкашиваться. Я больше не находил причин, взял рюмку со стола…
***
И немедленно выпил.
Аутизм и тоска.
Зима медленно сошла на нет, и вот наступило то время года, когда природа медленно выходит из запоя длинной в три месяца. Как и любой живой организм, ее шатает из стороны в сторону, былые, уже принятые за постоянство, издержки, плывут грязью в каналах, или цепляются за подошвы. На деревьях заново вырастают листья, а на свет выползают из своих муравейников улыбающиеся люди, которые будто бы были в вынужденной спячке и вот сейчас, окончательно выспавшись и проголодавшись, вышли, готовые к новым свершениям. А что у меня нового? Меня носит по каналам, я прилипаю к подошвам, одним словом, сейчас я не в лучшей форме. Прошел месяц с моей встречи с Пионером, месяц полный алкоголя, разочарований и полной апатии. Я больше не ходил к ученику, у меня совсем кончились деньги, и даже улица, которую я знал как свои пять пальцев (мог не глядя кинуть окурок и всегда попасть в урну), начала меня пугать. Я все реже выходил из дома, а если и выходил, то только до ларька, где любезная продавщица, давала мне продукты и алкоголь в долг (как я выяснил, это все (и даже больше!) она брала себе, но, чтобы быть не вором, а честным Робином Гудом, она под процент подкармливала и поила нуждающихся, а именно, меня и еще несколько интеллигентов). Также, я познакомился с двумя удивительными существами: поэтом футуристом Марком и котом, которого весь наш подъезд начал называть Васей. С Марком мы познакомились как раз у ларька, он тоже прикормился, подсел на “иглу справедливости” (так он называл это явление), а у Васьки, видимо умер хозяин, поэтому он внезапно появился у нашей парадной и завоевал сердце всех жильцов. Время Марка еще настанет, а вот Васе уделю несколько строк здесь и сейчас. Кот этот был весьма умен и сообразителен, когда я вызывал лифт, впустив перед этим его в парадную, он сидел и ждал его со мной. После того, как лифт достигал нужного мне этажа, кот, встав на задние лапы около кнопок, начинал мяукать, ему надо было на последний, а жизнь не наделила его ни ростом, ни руками. Приходилось нажимать за него. Иногда, когда Вася был в игривом настроении, он доезжал со мной и уже после этого, по лестнице, добирался на свой этаж. Сложно сказать, кто был умнее из моих новых знакомых: он или Марк? наверное, Вася, ведь он не писал стихи.