В Киев из Константинополя в начале XII века была привезена икона «Владимирская Богоматерь» Название «Владимирская» возникло после того, как в 1155 году князь Андрей Боголюбский ушел из Киева во Владимир, взяв эту икону с собой. «Прешла бе всех образов», – сказал о ней летописец. С возвышением Москвы как центра русского государства икону перевезли в новую столицу, и она стала государственной святыней, особенно почитаемой народом. Иконографический тип ее – «Умиление» – Богоматерь, держащая на руках младенца Христа и прижимающаяся к нему щекой – стал излюбленным на Руси. И послужил основой целого ряда икон, получивших название «Умиление».
В иконописи новгородские мастера XII–XIII столетий достигли выдающихся успехов. Особенно замечательны большие монументальные иконы, на которых лежит отпечаток тонкого вкуса и мастерства. Они свидетельствуют о связях с художественной культурой Византии XI–XII столетий. Икона «Устюжское Благовещение» (конец XII века) дает прекрасное представление о поисках монументального стиля. Свободно, но с тончайшим расчетом очерчивает художник замкнутый силуэт фигуры Богоматери, указывающей правой рукой на входящего в ее лоно младенца Христа, и более сложный, несколько разорванный силуэт архангела. Однако этот контраст не нарушает целостности. В «Устюжском Благовещении» видны настойчивые и более успешные, чем во фресковой живописи, поиски психологической выразительности образов.
Образ Христа в иконе «Спас Нерукотворный» (конец XII века) исполнен большой внутренней силы. Взгляд огромных глаз, направленный чуть в сторону, нарушает строгую симметрию лица и делает его более живым и глубоко одухотворенным. Черты Христа строги и изящны, переходы от света к тени в лице очень тонки, волосы отделаны тонкими золотыми нитями. В какой-то мере этот образ сродни непреклонным и грозным святым Нередины, однако духовная мощь и глубина выражены здесь с иным, более облагороженным оттенком. Живописная манера более свободна, композиция динамичнее, краски ярче. «Голова Архангела» (икона конца XII века) заметно отличается от «Спаса». Как и в ангеле из «Устюжского Благовещения», лицо архангела полно грусти и душевной теплоты, но чувства эти выражены с предельным лаконизмом и тактом: голова, украшенная шапкой каштановых волос, в которые вплетены золотые нити, чуть склонена к правому плечу, огромные глаза внимательны и печальны. Колорит иконы не ярок, сочетание немногих – коричневых, красных, оливковых, зеленых красок – отличается удивительной гармоничностью. Возвышенный эмоциональный строй отличает икону «Успение Богоматери» (XIII век). Чувство скорби передано очень сдержанно, художественный образ полон большого этического содержания.
Новгородцам – путешественникам, смелым торговцам и воинам – особенно близок был образ святого Георгия. В виде юного витязя на белом коне изображен он в церкви Георгия в Старой Ладоге. Новгородскому письму принадлежит образ Георгия в воинских доспехах, с копьем в руке – икона XII века. Колорит этой иконы, более яркий и звучный, чем в упомянутых выше произведениях, соответствует молодости, красоте и силе воина.
Разнообразие эмоциональной выразительности новгородской иконописи заметно при сопоставлении названных произведений с иконой «Николай Чудотворец» из Московского Новодевичьего монастыря (начало XIII века). Эта икона говорит о том, что в этических идеалах новгородцев находил себе место не только сильный духом подвижник, аскет, но и мудрец, добрый к людям, понимающий их земные стремления, прощающий их грехи.
Ни в Византии, ни на Западе не было в то время икон, подобных новгородским. Эти великолепные произведения живописи с их возвышенными образами, с их монументальностью, достигнутой с помощью плавного музыкально-выразительного линейного ритма и тончайшего сочетания интенсивных, хотя и немного сумрачных красок, говорят об эстетических идеалах не только новгородцев, но и всей русской культуры.
«Любая культура иконологична, поскольку в основе её, как и в основе религии, не миф, но икона – образ неподобного подобия, отображение первообраза. Для русской культуры понятие иконности стало определяющим в силу исторических обстоятельств. Восприняв культурные традиции от Византии в эпоху утверждения иконопочитания, когда во главе всякого культурного строительства стал образ, Русь сделала иконологичность не только органичной, но крайне настойчивой. Иконный характер культуры приобрел здесь особый смысл и особую задачу, поскольку на Руси до XVIII века не существовало словесной традиции богословского мышления. И в Византии богословие постоянно запечатлевалось в самом богослужении и в образе. Но на Руси, с её упорным сопротивлением Логосу, идея мышления через образы – «умозрения в красках» – стала основополагающей формой национального самосознания»[101]
.