В.О. Ключевский, таким образом, характеризовал состояние философствования и философской мысли на Руси: «В каждом из нас есть более или менее напряженная потребность духовного творчества, выражающаяся в наклонности обобщать наблюдаемые явления. Человеческий дух тяготится хаотическим разнообразием воспринимаемых им впечатлений, скучает непрерывно льющимся их потоком; они кажутся нам навязчивыми случайностями, и нам хочется уложить их в какое-либо русло, нами самими очерченное, дать им направление, нами указанное. Этого мы достигаем посредством обобщения конкретных явлений. Обобщение бывает двоякое. Кто эти мелочные, разбитые или разорванные явления объединяет отвлеченной мыслью, сводя их в цельное миросозерцание, про того мы говорим, что он философствует. У кого житейские впечатления охватываются воображением или чувством, складываясь в стройное здание образов или в цельное жизненное настроение, того мы называем поэтом. В духовном запасе, каким располагала Древняя Русь, не было достаточно средств, чтобы развить наклонность к философскому мышлению. Но у нее нашлось довольно материала, над которым могли поработать чувство и воображение. Это была жизнь русских людей, которые по примеру восточных христианских подвижников посвящали себя борьбе с соблазнами мира». [Ключевский В.О.: Том 2, С. 340. История России, С. 21733].
Одно из наиболее ранних в славяноязычной культуре определений философии, относящееся к концу IX века, было сформулировано основоположниками кирилло-мефодиевской традиции. Оно содержится в «Житии Кирилла», составленном его братом Мефодием или кем-то из ближайших сподвижников просветителя славян. Под философией здесь понималось «знание вещей божественных и человеческих, насколько может человек приблизиться к Богу, который учит человека делами своими быть по образу и подобию сотворившего его. Мировоззренческие установки данной формулы нацеливали на познание природного мира и Бога. К компетенции философии соответственно относилось богопознание, что фактически означало право на исследование надприродной реальности.
Таким образом, речь идет о существовании фактически двух философий. Одной – высшей, представлявшей религиозную веру, и другой – традиционной (внешней), связанной с наследием античности. Однако безоговорочного негативизма по отношению к внешней («еллинской») мудрости не наблюдается. Для всех тех, кто оказывался в русле этой традиции, знание «внешней» философии, несмотря на ее критику, было обязательным.
Благодаря кирилло-мефодиевской традиции на Русь пришли тексты насыщенные античными материалами. Сведения об античной философии можно найти в «Шестодневе» Иоанна экзарха Болгарского, в «Хронике» Иоанна Малалы, а также в некоторых апокрифах, содержащих учение о четырех стихиях. В русле этой традиции находились творчество митрополита Киевского Илариона, а также идеи памятников древнерусской книжности – «Изборника 1076 года», «Палеи Толковой».
К XII веку на Руси имелся перевод с богословского языка третьей части книги христианского богослова и писателя Иоанна Дамаскина, известной под заглавием «Точное изложение православной веры». Хотя философское предисловие к этой книге было переведено только в XV веке, отдельные выдержки из него появились в «Святославове Изборнике» в 1073 году. В XIV веке были переведены сочинения Дионисия Ареопагита с комментариями св. Максима Исповедника. Эти книги наряду с сочинениями других отцов восточной церкви имелись во многих русских монастырях.
В философско-религиозной традиции, идущей от Иоанна Дамаскина, философом считался разносторонне образованный человек, который наряду со знанием грамматики, риторики, математики и логики должен был знать и философию и быть богословски образованным. К компетенции философии относилось богопознание, что фактически означало право на исследование надприродной реальности.
Следует отметить трактовку философии, восходящую к переведенной с греческого не позднее XIII века «Диалектике» Иоанна Дамаскина. Философия у него отождествлялась с «разумом сущих», т. е. с высшей божественной истиной, с познанием вещей невидимых, или божественных, с одной стороны. И человеческих, земных вещей, доступных чувствам, с другой стороны. Одновременно она определялась как «хитрость хитростям и художество художествам», т. е., по существу, как искусство искусств и наука наук. Наряду с этим философия понималась как любовь к мудрости, а это означало то же самое, что и любовь к Богу.
Если кирилло-мефодиевское определение философии ориентировало на испытание бытия, раскрывающего перед познающим субъектом все сферы мира, вплоть до божественной. То смысл мировосприятия Иоанна Дамаскина заключался не столько в постижении тайн бытия, сколько в узнавании знаний уже сформулированных в христианской доктрине, полученных в готовом виде через откровение. Сфера божественного объявлялась закрытой для рационального исследования. Таким образом, философии отводилась вспомогательная роль в защите и разъяснении богословских положений и догматов.