– Сеньор Раймон Анжуйский в своем трактате "О рыцарской доблести" назвал пять слагаемых, необходимых доблестному рыцарю: любовь, смелость, конь, вооружение и телесная сила. Посему он добавляет: "Если увидишь перед собою влюбленного рыцаря, смелого, наделенного телесною силой, хорошо вооруженного и на прекрасном коне, то, если сможешь, посторонись..."[249]
– ...Здесь мы не оставим в стороне кое-каких истин. Раймон Видаль говорит[250]
: "Если рыцарю не хватает телесной силы, то этот недостаток возмещается его смелостью и доблестью. Не презирай из-за этого рыцаря".– Когда я был при папском дворе во времена сеньора Клемента[251]
, [находясь однажды] в комнате его камерария, [я слышал, как] монсеньор Пьетро де Колонна, кардинал святой Римской Церкви, говорил ему о желательности выполнения кое-каких дел и среди прочего сказал, что тому следует позаботиться, дабы к определенному времени в доме было выполнено то-то и то-то, на что этот камерарий ответил:В тот же день он заболел и через десять дней при всем своем золоте умер, что, пожалуй, для него было похуже.
– Тебе надлежит ответить то же, что по внушению Любви отвечал я некогда в юности, охотно и ревностно, на двадцать три вопроса о ней, среди коих был и такой: "Где пребывал двор Любви и каков он был?» – когда спрашивал меня Фео Амери, а наставляла Любовь, и я описал названный двор, причем описание мое почти во всем совпало с вышеуказанным, хотя тогда этот двор изображен еще не был. В настоящем его описании в этой книге, которая явно посвящена духовной любви, мне подобает более четко и ясно высказать то, что читатели могли бы и сами постигнуть с полною достоверностью – ведь вдумчивый созерцатель достаточно легко способен по двору Любви представить себе и ее самое, – и вследствие этого я решил придерживаться в отношении рисунков определенного порядка относительно того, что с первого взгляда могло бы показаться расходящимся с первоначальным моим изложением.
– Но сначала я спрашивал тебя... как случилось, что ты изобразил те фигуры, которые налицо во дворце Любви, и в других частях этой книги – ведь я знаю, что ты не художник. На это тебе надлежит ответить: "Хоть я не художник, но необходимость заставила меня набросать эти фигуры по внушению наставлявшей меня Любви, ибо никто из художников в тех краях, где была начата настоящая книга, не мог понять меня надлежащим образом. Пусть эти художники или другие, сохранив мои основания, выполнят это лучше меня".
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОБРАБОТКИ СЮЖЕТА "СЪЕДЕННОГО СЕРДЦА"
Настоящее Дополнение включают ряд текстов, сюжетно соотносящихся с жизнеописанием и разо Гильема де Кабестаня (XCIV). История этого сюжета более подробно рассматривается в нашей статье в Приложениях. Мы ограничились тем, что включили в Дополнение серию впервые переведенных, наиболее интересных и характерных текстов, неизвестных большинству читателей. Мы воздержались, напротив, от перепечатки более популярных новелл из Декамерона или рассказа из Новеллино, воспроизводящего сюжет "Лэ об Иньоре". Не имели возможности мы и достаточно широко здесь представить огромный пласт мировых фольклорных текстов. Вместе с тем мы старались ввести в Дополнение не только тексты, входящие в круг куртуазной литературы (средневековые французские и немецкие лэ, романы и повести), но и выходящие за его пределы, однако связанные с ним не только типологически, но и генетически. Мы надеемся, что подборка этих текстов, охватывающих колоссальное – от Индии до Франции – пространство и формировавшихся на протяжении около полутора тысячелетий, бросит дополнительный свет на преломление одного из "мировых сюжетов" в жизнеописании трубадура.
I. АРНАУТ ГИЛЬЕМ ДЕ МАРСАН
НАЗИДАНИЕ
[253]II. ТОМА
РОМАН О ТРИСТАНЕ
[254]