Читаем Жизни и реальности Сальваторе полностью

Мастер почувствовал, как чужое сознание сотней невидимых рук касается его, меняя и пересоздавая – но вопреки обыкновению, не стал противиться. Окружающий мир уменьшился, но – парадоксально – прилип к коже, превращался в его плоть, а кости вылезали наружу стальными клинками.

Чёрные люди напряглись. Когда он шагнул за пределы щита, они бросились на него. Он взмахнул рукой – и перерубил троих в воздухе, поскольку рука была множеством мечей; и те, что напали со спины, были разрублены, ведь и спина его тоже стала множеством мечей; и те, что пытались швырять сюрикены, потерпели поражение, ведь всё его тело стало множеством мечей. Он снова махнул рукой, кромсая, наступил, давя, остальные бросились бежать – он воздел конечности к небу, и клинки полезли из песка, разрывая чёрных людей на куски, и эти куски исчезали, будто их никогда и не было на этом безмятежном пляже.

Стало тихо; пусто. Только клинки лежали на песке.

Он подошёл к пациенту. Встал над постаментом, как над колыбелью.

Старик протянул руки к стальному гиганту и засмеялся.

Интермедиа 3

Так, давным-давно, Мальчик обрёл Учителя.

На следующий день он познакомился с другими учениками. Мальчик опасался, что его не примут, но с ребятами – среди которых были как его ровесники, так и подростки на пару лет постарше, и дети на год-два помладше, – быстро нашёлся общий язык. И это несмотря на то, что у него и остальных язык этот был не один и тот же!

Они с удовольствием начали обучаться друг у друга, и порой подолгу смеялись, катая во рту то или иное слово. Только имя Мальчика для них оказалось сложным, и он так и остался Мальчиком; тем более, что сам Учитель так называл его.

Учитель был строгим. Он никогда не повышал голос; но стоило ему посмотреть, как ребята бросали спорить, хулиганить или просто лениться. Большую часть времени они прибирались, таскали и грели воду, мыли посуду, готовили, учились драться и лишь немного Учитель натаскивал их на то, что Мальчик про себя называл магией.

«Всему своё время», – говорил Учитель, не разжимая рта.

Правда, один из новых знакомых Мальчика, по имени Божий Дар, отнёсся к нему не очень хорошо: толкался, не разговаривал с ним, подкладывал уховёрток в еду. Поскольку Мальчик успел немного изучить местный язык, он спросил у других, в чём дело. Ответ в общих чертах он получил следующий:

– Он был новеньким в предыдущий раз. Мы заставили его выполнять задания. И ещё смеялись над ним, потому что он злой. А он думал, что мы смеемся над новичком. Теперь новичок ты, но мы смеёмся не над тобой, а с тобой, потому что ты хороший. А он завидует.

Ребята даже собирались и несколько раз били Дара, но после этого тот только злее подстраивал гадости Мальчику. От убийства или увечий со стороны ребят ученика спас Учитель. Как-то раз Дар своровал обувь Мальчика и нёс по направлению к реке, а Учитель шёл из деревни, что находилась на том берегу. Брови его взлетели вверх; он усмехнулся и бросил лишь:

«Идиот».

Этого хватило, чтобы испуганный Дар помчался в дом быстрее Учителя и вернул обувь на место.

Вещи Мальчика он трогать перестал, но долго ещё кидал в него злые, обиженные взгляды.

4

4. Горький

8 января 83 года пути.

Я проснулся, с трудом переводя дыхание. В горле комом встала горечь. Я хотел протянуть руку за стаканом с водой, стоявшей на тумбочке – и не смог. На груди словно что-то сидело, прижимая к постели; я смотрел сквозь темноту, невольно ожидая увидеть это что-то. Конечно, это был всего лишь мой недоразбуженный мозг. Но мне чудилось: скрежет стали, железный привкус во рту, бескрайний пляж – и я. Я, голем – пойманная хитроумным магом душа древнего воина, вживлённая в тысячу мечей, обречённая вечно испытывать скрежет и ржавчину… ведь и маг умрёт, а я останусь жить.

Наконец, моё тело вернуло способность двигаться. Сон отступал медленно, тянулся, точно жвачка, окутывая сознание. Я с трудом понимал, где нахожусь. Даже мелькнула мысль – неужели я опять впал в кому? – но тут же прошла. Потеряй я сознание во второй раз, от меня точно бы избавились. В первый за меня кто-то сильно поручился. Может быть, мать.

В это утро, чтобы сбросить неприятный осадок после сна, я перед работой отправился в симулятор реальностей. Там столкнулся с капитаном – человеком лет на пятнадцать старше меня, родом из Иккетно. Тот дружелюбно спросил:

– Что, соскучился по просторам?

– Да, есть такое, – согласился я.

– Я собрался на рыбалку, – капитан кивнул на ближайший автомат, – как, отправишься со мной?

Я согласился. Симулятор озера был одним из моих любимейших. К рыбе я оставался равнодушен, а вот править лодку – это как двигаться без границ и всякое такое. Чувствуешь, что свобода в твоих руках. Может быть, потому я и выбрал пилота, раз мне самому в капитаны путь был заказан.

Кэп – милой души человек. Но порой я подозреваю, что Иккетно его выдвинули для продвижения своих целей, а наши их просто не раскусили. Впрочем, какая разница, если главное – это успех миссии? Можно поступиться гордостью и всяким таким.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза