Читаем Жизни сестер Б. полностью

Учитель схватил меня за руку, и я замерла. Лотта! – воскликнул он, а мне хотелось, чтобы он снова сжал мои ладони. Вот твоя тема. Ни слова больше о благородных римлянах с их добродетелью – вот что я хочу услышать. Про никчемных толстосумов и отчаяние? – переспросила я. Про что угодно! – крикнул он, чем привлек внимание fornaio, который закрывал свою лавку на siesta. Про час шитья, про духов и блудных сыновей! Да, я хочу услышать про отчаяние! И про жизнь – про твою жизнь, страстная Лотта! Обязанность – это враг вдохновения! Твоя жизнь – она и должна тебя вдохновлять! Запомни это, и тогда мне нечему больше тебя учить. Я посмотрела вперед и увидела, что мы вышли на потрясающую площадь. Он развернул меня кругом, и мы оказались дома.


3 июля, Эмбли-Уэмбли Бронти. М-р Х. несет чушь сравнивает Рим с Россией а сам украдкой бросает на меня взгляд так как знает что я с ним сражусь если не кулаками то на бумаге. Мои сочинения все лучше и лучше у него наметан глаз на структуру предложений и как ее можно менять или направлять во благо тексту. Он вычеркивает все сравнения и спрашивает что на самом деле на что похоже тут я решаю не спорить а просто оставляю сравнение у себя в голове там где ему на самом деле даже удобнее (пусть отдыхает как ребенок после насыщенного играми дня). Лотта ходит с высокомерной улыбкой думаю она влюбилась в берет м-ра Х. надеюсь это самый ужасный из ее секретов. С ней теперь никто не разговаривает. Больше не пишу про дом потому что очень скучаю.


Дорогой дневник,

Мы узнали про все римское: римские бани, римские театры, римские арки, римские фрески… Мы побывали во дворцах, мавзолеях, храмах, на рынках, даже посетили разрушенный город Помпеи. Он делает упор на архитектуру, она – на орнамент, хотя наверняка она выдает его идеи за свои. Юные дамы уже стонут при упоминании чего-либо римского, и то, что мы перешли к изучению романского стиля, их не утешает.

Также мы узнали, как много римляне украли («позаимствовали») у греков, этрусков и даже у египтян! Везде сплошная имитация! Рим не обладает глубокой оригинальностью, ведь оригинальность рождается только из опыта, а опыт бывает лишь собственным! Странно, что с-ор Х. не объяснил этого Эмили, поскольку она продолжает писать об идеях, а не о том, что чувствовала, видела или еще как-то испытывала. Да, я видела кое-какие отрывки из ее сочинений, которые она повсюду разбрасывает, словно желая сказать: Наслаждайся моими восклицательными знаками!

Я же пишу днем и ночью и всегда о своем – о Мрачнейших чудищах Мрачноландии, которые крадутся по коридору: из ушей торчат волосы, ботинки в грязи. О леди Каролине, Шаникве и Дездемоне, с коими я делила жилье, в особенности о Каролине – она повязывала мужской галстук снаружи на дверь, когда мне нужно было поспать на диване, отчего болела шея. Пишу о нашем достопочтимом доме, о детстве. О том, как Бренуэлл с растрепанными рыжими волосами бежит с холма, будучи мастером всех предсказаний. Пишу все с большей глубиной и теплотой, пишу от всего сердца, отдаю все, что нас когда-то связывало!

Это лучше Антарктиды, лучше Стеклянного города, лучше составления отчетов. Я пишу о Себе! Она маленькая и ранимая: и я ее люблю!

Я нашла для нее более изящный и простой язык – начинаю думать, что прячусь за своими предложениями. Они стали ровнее и четче, точно направленные в мое сердце стрелы. Смотри сюда, словно говорят они, отыщи меня, познай! Я само изобилие!

Учитель молчит – вероятно, таким образом дает мне свободу писать. Он щедрый человек и жертвует собой ради моего учения.

Эмили странно посматривает, как бы говоря: Прежняя сестра меня покидает, вот только почему.


Дорогой дневник,

Молчание учителя затягивается, и я теряю спокойствие. С удивлением гляжу на ту самую Себя, которая мне так нравилась, – неужели он ее не любит?


Дорогой дневник,

Мой учитель на меня не смотрит, как будто я себя чем-то опозорила. Пытаюсь поймать его взгляд, я бы с удовольствием еще раз с ним погуляла – девчачья компания мне надоедает! – однако он меня не замечает. Разрешаю себе соприкоснуться с ним пальцами, когда сдаю работы, чтобы он вновь взял меня за руки, как тогда (маленькая Лотта! страстная Лотта!), а он не берет. Неужто такая перемена вызвана с-рой Х., ведь не мог же он отдалиться без причины? Накладывая мне спагетти, она особенно громко стучит ложкой. Не сомневаюсь, она хочет сказать следующее: я не такая умная, как ты, и, быть может, наскучила этому мужчине и никогда не стану ему ровней, но я все-таки ношу его ребенка, чтобы он был доволен, и ты тоже должна быть довольна, только без него! Да-да, она ждет малыша, живот надулся шариком: я видела, как за завтраком она ест cornetti, высоченную стопку. Удивительно, как она вообще еще держится – и как выдерживает себя нынешнюю.


Перейти на страницу:

Похожие книги