Читаем Жизни сестер Б. полностью

Жизни сестер Б.

Бренуэлл сообщил, что его ждут в другом месте, и он пропустит Усладу и Заветное Желание, сегодня это двухслойный торт. Эмили теперь частенько экспериментирует со слоями: стихи с глубокими смыслами, яркие свитера поверх тоскливого платья, мысли о верхней койке, где она ликует, пока сестра внизу плачет.

Эмили готова выслушать сестру, если та заговорит первой, однако Шарлотта хочет, чтобы ей задавали вопросы, а Эмили не из таких. К тому же она и так знает, в чем причина переживаний Лотты, и ей это не нравится.

И все же семья Бронти благодарна. Бренуэлл (Лотта начала с отвращением называть его Пегим) ничего не говорит, но он благодарен Эмили за еду и сестрам в целом, которые стараются удерживать на плаву отца, ведь тот чуть что впадает в уныние. Эмили благодарна за то, что она теперь дома, наедине со своим бурлящим воображением! Папа радуется, что он теперь не остается один на один с Бренуэллом и его малопонятными переменами настроения и жалкой жизнью, хотя думать о том, почему она такой стала, он не желает. Он тоже благодарен своим дочерям – наконец-то вернулись! – которые заботятся о брате, умасливают его. Шарлотта благодарна… ну, Шарлотта никому не благодарна. Она погружена в себя. Мир вокруг – сплошное давление и темнота, страшное место, потому что давление и темнота не заканчиваются. Она расчесывает волосы почти каждый день – и на том спасибо.

Мы произносим новогодние тосты, и папа всех удивляет:

Бренуэлл станет государственным служащим! Как же я им горжусь!

Увы, не стану, отвечает Бренуэлл. Разве я не говорил?

Видимо, забыл, откликается папа. В чем дело?

Хотят, чтобы я пописал в стаканчик. А я не собираюсь!

Боюсь, я ничего не понимаю, говорит наш добрый папа.

Это нарушение моих свобод! – настаивает Брен. Я не буду писать в стаканчик!

Работа нарушает его свободу, пробормотала Лотта, служба, и тем более государственная, – вот что нарушит его свободу.

У человека должны быть принципы, заявляет папа. Вот именно, говорит Бренуэлл.

Эм ухитряется уронить свинину ему на колени. Расскажите нам про свои путешествия, просит папа. Мне так нравится представлять вас в этом древнем городе.

Непонятно, к кому обращается отец, так как смотрит он на овощи.

Лотта хочет, чтобы ответила Эмили, но та не слушается, она никогда не слушается. Бренуэлла вопрос тоже смущает, напоминая о том, что его отовсюду выгнали.

Вот если б вы съездили в Париж, говорит Брен, сейчас могли бы преподавать. Все достойные мужчины изучают французский.

Мы не мужчины, вставляет Эмили.

Пожалуй, стоило бы подтянуть латынь, не унимается Бренуэлл, тогда могли бы нормально зарабатывать.

Зарабатывал на нашем труде только один ты, говорит Лотта.

Не груби, Маленькая Лотта. Я всегда говорю лишь правду.

Так и какой же у тебя план, правдолюбец? Будешь кормиться латынью? Станешь предсказателем? Оракулом? Отправишься по пещерам искать клад с помощью куриных косточек?

Не твое дело, отвечает Бренуэлл. У меня есть планы, серьезные планы. Вот увидите.

Мы еще будем гордиться Бренуэллом, отзывается папа.

Неизвестно, верит ли ему отец на самом деле, но говорит так постоянно.

Расскажи хоть немного, просит Лотта. Хоть про какие-нибудь из своих серьезных планов!

Что ж, мои стихи опубликовали. Если вы вдруг не знаете. В крупных газетах.

Если их опубликовали, то это уже не планы. А планы-то у тебя какие, твои серьезные планы? В них входит трата денег, которые ты раздобыл на железной дороге?

Лотта, хватит. Против Брена не было никаких доказательств, говорит папа.

Буду учить вместе с Энн, если желаете знать. Поступило предложение от Робинсонов. Подумываю его принять.

Ты что, станешь… няней? – спрашивает папа.

Гувернером, папа! Буду учить молодое поколение мужчин в семье Робинсонов – достойное дело. И оплата за это положена куда более серьезная, чем у малютки Энн, которая только следит за гардеробом двух девочек.

За новогодним столом воцаряется тишина.

Будем ждать результатов твоего труда, бормочет Лотта.

Даже не рассчитывай, отвечает Бренуэлл.