Жизни сестер Б.

Времена, если честно, настали трудные. Чтобы вернуть зрение, надо ложиться под нож! Я переговорил с доктором – он настаивает! Заверяет, что операция не особенно сложная, и все-таки я должен подписать бумагу, избавляющую его от ответственности в случае моей смерти! Тогда уж могу избавить его прямо сейчас, а то как же это сделать, если я буду мертв? Наш врач – человек практичный.

Дорогая Мария, при всем моем воображении я не способен вообразить, что станет с детьми, когда меня не будет! Они на удивление не сформированы, наши маленькие пташки, просто детки с колотящимися сердцами. Все вернулись со своих работ, никто не преуспел. Ни один не способен выйти в мир, не потерпев провал, – один месяц труда влечет за собой полгода восстановления. Энни похудела от печали. Лотта плачет при любой возможности. Говорит, что остается дома ради моего же блага, а мне хочется сказать – вперед! Уезжайте, уезжайте все! Но я не могу, когда все они так сильно желают остаться.

Своей хрупкостью они похожи на тебя. Жаль, что им досталась по наследству эта черта, жаль, что они не унаследовали мои более крепкие качества (не считая зрения!), а так я жалею, что вовремя не закалил их. Я пытался: заставлял их быть независимыми и не потворствовал им.

А еще они бранятся! Жуткое зрелище: язвят и издеваются друг на другом, как малые дети! Лотта просто извела Эмили, и та не выносит ее присутствия. Все жалуются на нашего Мальчика из-за того, что он действует на нервы, а также из-за стирки. Я отношусь к нашему сыну с добротой, ведь какой толк в снисхождении, если хочешь привить добро? С дочерями держусь с бесстрастной учтивостью, ведь какой толк в привязанности, если хочешь привить самодостаточность?

Ясно, что никто не собирается вступать в брак, и не только оттого, что они не привлекательны: у девочек нет сил к деторождению, компромиссам и семейной жизни, они полны по-детски грандиозных замыслов! Эм не слушается старших и даже не признает никого таковыми, а Лотта слишком заботится о собственных нуждах и желаниях. Обе обладают эксцентричными привычками, которые в таком возрасте могут закрепиться на всю жизнь. В компании людей наша Энн просто исчезает – р-раз, и ее нет! Куда пропала? Только фокусник сумеет ее найти, а такие в наших краях не водятся.

Тем временем нашему мальчику приходят сообщения, запрещающие контакты с одной замужней дамой. Он не слушается ни своих сестер, ни меня, ни кого-либо еще, а только пьет и лелеет детские мечты о величии. Я спросил, почему он не пытается заняться литературным творчеством. Говорит, в издательском мире, таком тесном и закрытом, нет места гению, или что-то вроде того. Предпочитает зря тратить бумагу и чернила, нежели позволить всезнайкам и лентяям оценить его слова. И все же продолжает писать, как и все остальные.

Что же будет с ними, если я умру? Я бы позаботился об их будущем, но мое состояние невелико, так говорит наш поверенный, с которым я тоже виделся на этой неделе – еще один практичный человек. Я ничего не сумею им оставить, кроме моего собственного примера и того, чему я их научил, а это не самое большое утешение для людей, умирающих от голода.

И друг друга, конечно: я оставляю их друг другу.

Может быть, наш сын наконец поймет, какова его обязанность, и сумеет позаботиться о сестрах. Может, наши девочки смело выйдут в этот мир. Может, они отрастят крылья и взлетят – это вполне вероятно!

Мистер Пятипенс задергался: видимо, нам пора.

Он тоже практичный человек. Сочувствую той, на которой он женится, ибо ее дух, хрупкий или живой, будет раздавлен его практичностью.

ЭНН наблюдает, не вставая с постели

Мы странная семья, состоящая из сестер, которые не встают с кровати. Лежащая напротив меня Шарлотта, натянув по подбородок одеяло, хотя сейчас лето, говорит: «Я хожу по этой земле уже около трех десятилетий, большая часть из которых прошла в этом достойном доме. Смотрю на эту картину, когда-то целую вселенную, а теперь маленькую деревушку[3], и удивляюсь: неужели они прошли, наши лучшие годы?[4] Куда же они подевались? Если они ушли, не проявив себя, то что же насчет текущего года, что насчет будущих лет? Наш городок теперь кажется уродливым и противным; попадая туда, я всякий раз думаю о другой жизни в другом месте[5]. У меня не получилось стать няней или секретаршей. Я хотела работать учителем, но узнала, что без высшего образования это невозможно! И все равно не могу поверить, что создана такой, какая есть, что наделена талантами и чувствительностью, от которых нет никакого прока[6]. Эта убежденность – единственная нить, которую мне нужно найти и потянуть – осторожно, чтобы она не порвалась! Я не хочу остаться навеки без надежды!»

Эмили отвечает: «Если хочешь поговорить сама с собой, иди на улицу, где твоя болтовня никому не помешает». Громким голосом та отвечает, что хочет тишины: она заслуживает тишины хотя бы сейчас, неужто мы не можем обеспечить ей тишину!