Жизни сестер Б.

• За одним только исключением: как я уже упоминал при встрече, она заявила, что обнаружился незаконченный роман Эмили. И сразу пожалела о своей откровенности – именно по этой причине, скорее всего, она теперь и старается сорвать публикацию интервью (вдобавок к искреннему нежеланию стать «известной» простому люду). Она упомянула об этом мимолетом, когда я спросил, можно ли назвать ЭБ «звездой одного романа», а ШБ начала утверждать, что другая работа сестры ничуть не хуже, а может, и лучше, чем «Перевал». Если это правда (и даже если нет), это волнующая новость, которую мы должны выделить особым образом (выносная цитата? Комментарии от сторонников/противников ЭБ?). Риск состоит в том, что материал больше запомнится упоминанием ЭБ, а не рассказом о ШБ, хотя, учитывая масштабность ее слов, об этом стоит написать чуть больше пары слов. Пока ШБ угрожает судом, она останется несговорчивой, но живет она и правда скромно: быть может, соответствующая сумма убедит ее поделиться отрывком из этой неопубликованной работы в дополнение к нашей статье? И сумма, кстати говоря, должна быть существенной, поскольку сожалела ШБ о своей оговорке так сильно, что даже заплакала.

Фото: Я еще раз просмотрел фотографии от Джесси и делаю выбор в пользу № 186 (где ШБ показывает на верхнюю койку ЭБ), № 47 (где ШБ вяжет крючком – или притворяется, что вяжет, сидя в потертом кресле) и № 18 (где делает вид, что пишет за кухонным столом – читателям понравится!). При съемке крупным планом она очень хмурится. ШБ не очень привлекательна и выглядит старше своих 35 лет, поэтому соглашусь, от портретных фото лучше отказаться. Если хотим намекнуть (аккуратно!) на отсутствующих сестер, можно добавить № 103, № 104 или № 107 (грустные собаки, заправленная кровать, в которой никто не спит, и т. д.). Даже если ШБ согласится на еще одну фотосессию, вряд ли получим более удачные снимки.

Лотта: жизнь! (глава 23)

Глава, в которой Лотта лишается друга (от лица биографа)

Мы видели, как дружба Лотты с ее редактором и издателем Джоном П. Джонсом, возникшая во время необычного первого визита Лотты в город с Энн, переросла из его отчасти провальных попыток познакомить Лотту с литературным сообществом к более личному общению после смерти Бренуэлла, Эмили и Энн. Похоже, только он один был посвящен в личное горе Лотты (в других публикациях уже упоминалось, что мы не доверяем письмам к «Нелл», узнавшей обо всем последней).

Из переписки Джонса тех лет (из небольшой сохранившейся части) мы узнали, почему так было. Он не твердил о неисповедимых путях Господних и не источал банальности. Скорее, он был прямолинеен и добр. Он признавал страдания Лотты и, что немаловажно, признавал, что даже не представляет ее чувств, поскольку не сталкивался со смертью или утратой. При этом Джонс хотел ей помочь, а когда Лотта не согласилась, повторил свое предложение. Его доброта проявлялась самым понятным для нее образом: он отправлял ей еду и удачно подобранные сборники стихов; не реже раза в неделю справлялся о ее здоровье, душевном состоянии, а также о здоровье и душевном состоянии отца.

«Благодаря вашей доброте я чувствую себя заметной, – говорила она. В те дни, когда я от вас приходит весточка, все меня замечают, даже бакалейщик!»

Таким образом доверие росло, а вместе с ним и редкая для Лотты возможность быть самой собой. Можно было бы предположить, что доверие стало результатом действий Джонса в роли редактора, ведь кому дано близко общаться с нашим «министром внутренних дел», если не редактору ее слов? И все же, как мы знаем, Джонс не столько правил романы Лотты, сколько одобрял их. Скорее, доверие росло через непосредственное и личное общение по электронной почте. С приближением весны переписка стала непринужденной и лишь изредка касалась ее книг (а профессиональные дела велись посредством официальных писем, отправленных стандартной почтой):

Я особенно жду посланий от моего Издателя [пишет она в дневнике], ибо у него особый талант снимать с меня лишний груз. Он меня смешит, проявляет интерес к моей жизни, как она есть (знает, что не стоит спрашивать о работе, которая сильно застопорилась) – буквально вчера вызвал меня на поединок! Каждый из нас (при следующей встрече) на счет десять должен составить анаграмму; выиграет тот, кто придумает наименее унылую анаграмму. Это его игра, только мне нельзя к ней готовиться, потому что тему выбирает он.

Лотта время от времени приезжала на обед к матери Джонса в загородное поместье в Р. Вскоре после тридцатипятилетия Лотты ее пригласили туда на выходные. «Сможете сидеть в гамаке и смотреть на облака, – сказал он. От вас ничего не потребуется, кроме как следить за облаками! В Р. облака красивее, вот увидите». Дживс, как он пообещал, будет угощать ее лимонадом. А в стакан даже вставит зонтик, если ей захочется. «Значит, из ваших облаков идет очень мелкий дождь», – отозвалась она.