Жизни сестер Б.

Иногда я попадаю в литературные круги (часто под руку с редактором), но потом убегаю домой на день или даже шесть раньше, сгорая от стыда. Всегда сталкиваюсь с недоумением: неужто пылкий Картер Белл оказался этой тихой мышкой? Тогда я делаю какое-нибудь провокационное заявление, и все начинают возиться с салфетками и спешат выйти на палубу.

Жизнь писателя одинока, она не разыгрывается на вечеринках. Можно выбрать путь, который захватывает и современное, и виданное прежде, а можно полагаться на саму себя, ни на что не отвлекаясь. По моему опыту, только второй вариант помогает найти нечто уникальное, красивое и истинное.

Хотя мой интерес к литературным сборищам значительно уменьшился, я все равно не остаюсь одна. Этим летом я с удовольствием навещала моего редактора Джона П. Джонса в его поместье, пока не пришлось отказаться от визитов, которые мне слишком уж стали нравиться. Он все равно шлет мне забавные и остроумные послания.

Ты спрашивала, пишу ли я, однако мне не кажется, что читающая публика ждет моего следующего романа! Я приступила к новой работе (называю ее «В.»), но она требует, чтобы я вспоминала прошлое. А вспоминать прошлое сложно, Нелл! Писать сложно! Прошлой ночью мне приснилось, что меня сбросили с большой высоты; никто и ничто не могло остановить мое падение. Я проснулась, тяжело дыша и хватаясь за кровать. В писательстве в любой момент можно упасть!

От этого страха легко избавиться: с помощью объятия, поглаживания по голове, нежного отношения. Эти действия как бы намекают, ты еще здесь, ты еще жива. Когда-то так делали мои сестры. Теперь я говорю себе: ты всего лишь капля дождя, тебя унесет в море!

Я не объяснилась и за это прошу прощения: и пытаюсь лишь потому, что ты когда-то меня любила. Надеюсь, следующая неделя принесет тебе много счастья, а также решение проблем с твоими пионами.

Дорогая Нелл,

Я очень ценю доброту и деликатность, с которой ты задаешь этот вопрос. Мой редактор не является для меня «кем-то особенным». У меня никого нет, особенного или не очень, кто мог бы утешить меня, как я говорила, и не думаю, что появится: ведь мне тридцать пять (нам тридцать пять)! Судьба распорядилась так, чтобы я была одна. Есть во мне нечто такое – и не возражай, ты это наверняка и сама знаешь, – что не вызывает любви, романтической любви.

Я приняла свою судьбу, однако она непростая! Бывают дни, когда я пытаюсь завести разговор с кем угодно! Почтальон – моя главная цель: я жду его (поджидаю), стараясь скрыть нервозность (принесет ли письма?), пока он сортирует и разносит свои дары, и спрашиваю о первом, что приходит в голову: какая там погода, хотя и сама вижу из холла, что он может рассказать о своем маршруте, о любимых книгах (он не читает), какие у него любимые блюда. Он счел бы меня сумасшедшей старухой, если бы не знал (по моей почте), что я знаменитость. Известность дает мне право быть эксцентричной.

С приходом каждого письма я минут пятнадцать улыбаюсь. Перечитываю его снова и снова, пока не начинают стираться чернила. Кладу его и вновь беру в руки; заглядываю в конец, вдруг появился новый абзац. Я говорю себе, что не буду отвечать сразу, иначе автор послания, а это обычно мой редактор, переоценит, точнее, правильно оценит мою зависимость от его писем и затем из упрямства решит давать мне меньше повода для зависимости, но удержаться я не в силах: отвечаю немедленно, бегу к почтовому ящику, чтобы адресат получил мое письмо уже завтра и, возможно, ответил. Тогда бдение возобновляется, хотя зачастую проходит дней десять, прежде чем приходит новое послание, и в каждый из этих дней я изматываю почтальона бессмысленной болтовней.

Ночью не лучше. По ночам особенно ясно, что мое одиночество – навсегда, оно не отстанет от меня даже с переходом в мир иной. Можно ли как-то смириться с тем, что эта пустота знает нас лучше всех, что она по-своему нас любит? Ведь только пустота видит нас насквозь, такими, какие мы есть, и тем самым позволяет наконец избавиться от детских мечтаний.

Дорогая Нелл,

Я неясно выразилась: прости меня. Я совсем ушла в себя и разучилась общаться. Я не нуждаюсь в «наставнике» – и сама прекрасно справляюсь. Еще в юности я усвоила болезненный урок, когда спросила совета у седовласого лауреата, а он его не дал. Урок таков: не жди, чтобы кто-то старше, сильнее, авторитетнее, а главное – мужественнее предложил руку помощи. Пройди через поле, вверх по горе, по долине – отдохни, если нужно, и иди дальше! И тогда, если тебе повезет, как и дурнушке Джейн, ты найдешь попутчика для своего путешествия, потому что ваши пути совпадут; если нет, то по крайней мере не будешь жалеть о том, чего ты не увидела и кем не стала.