Жизни сестер Б.

Когда вы с ним познакомились и все то время, что я его знала, он был достаточно приятным человеком – внимательным, конечно, и всегда добрым – и до последнего дня выгуливал собак Эмили, зная, что эта задача утомительна для отца и мучительна для меня. А мы об этом даже не задумывались, как будто так и надо, хотя на самом деле его переполняли чувства, он никогда не суетился и делал все, лишь бы облегчить нам ношу. Так что да, считая мистер П. хорошим человеком, мы воспринимали его как предмет мебели, удобный и всегда под рукой. Мы и не представляли, что в нем такая пылкая душа!

Мне его жаль, Нелл, правда жаль! Я понимаю, каково это – скрывать чувства внутри, когда они рвутся наружу, я понимаю и ценю его сдержанность! Мне по-прежнему больно от того, как отец с ним обошелся. И все же в своем последнем письме он его прощает! Мистер П. простил отцу такие серьезные оскорбления и пожелал всего наилучшего. Обещает, что, если мы поженимся, отцу всегда будут обеспечены комфорт и безопасность и он не пожалеет о своем согласии. Если ему захочется, мы могли бы даже жить здесь, в этой старой квартире, все вместе.

Признаюсь еще кое в чем: он собирается заехать в гости. И я обещала ему писать, хотя и не скажу ничего отцу, пока наша переписка не вырастет в нечто большее, так что теперь я приняла новое решение. Это кажется вполне справедливым по отношению к мистеру Пятипенсу, который был мне и моей семье хорошим другом и никогда ничего не требовал взамен, пока не попросил моей руки. Надеюсь, мое поведение тебя не обескуражит, Нелл. Я по-прежнему считаю, что мы друг другу не подходим, но я согласилась как минимум… выслушать!

Как всегда, твоя Лотта

Дорогая Нелли,

Ты меня отчитываешь! Вот так неожиданность! Если он не нравится моему отцу, то и мне не должен? Я не должна его выслушать и даже терпеть его присутствие? Повторю еще раз, Нелл, даже если ты не захочешь слушать: у тебя есть отношения с другими людьми, которые тебя радуют. В тридцать семь лет ты смирилась с тем, что останешься старой девой, и даже находишь в этом некоторое удовлетворение, но ты не одинока! У тебя есть братья и сестры, у тебя есть племянницы и племянники! А твой последний кровный родственник, старый и немощный, не лежит в больнице. Нелл, если я доживу до возраста моего отца, то половина моей жизни, бо́льшая часть моей будущей жизни, пройдет в одиночестве!

Я не так самодостаточна, как ты; оставшись в полном одиночестве, я страдала и чуть не умерла – и не говори мне, что это невозможно, потому что теперь я «старше и мудрее»! Не осуждай меня! Это несправедливо, а ты мне нужна, когда мой единственный родственник настроен против меня и от всего происходящего голова идет кругом. Пожалуйста, Нелл, прошу тебя! Я не принимала поспешных решений – я вообще не принимала никаких решений, просто разрешила человеку высказаться. Разве я опрометчива, разве я отказываюсь или уклоняюсь от исполнения долга? Разве я делаю что-нибудь только ради удовольствия или по прихоти? Что плохо в том, чтобы выслушать хорошего человека, что в этом дурного?

Остаюсь, как всегда, твоей любящей подругой

Лотта

Дорогая Нелл,

Ты перестала мне писать – бросила меня в тот момент, когда я больше всего в тебе нуждаюсь. Лишь твоя дружба напоминала о том, что вселенная, которая чаще всего заваливала меня только трудностями, могла припасти для меня нечто хорошее. Ты разбиваешь мне сердце, Нелл, честное слово.

На следующей странице будут новости, но напишу я о них отдельно, если вдруг захочешь разорвать все, не читая: таким образом я не стану заставлять тебя насильно узнавать о подробностях моей, как тебе кажется, убогой жизни.

Возможно, ты все-таки продолжила читать, поэтому наберусь смелости и расскажу.

Папа вернулся из больницы, он здоров. Врачи говорят, беспокоиться не о чем, но папа думает иначе. Он говорит: не беспокой меня, Лотта, любое потрясение может стать для меня последним.

Я не верю ни на минуту: он всех нас переживет!

Он полон сил и убежден в важности своего места в этом мире.

Я очень сожалею, но должна кое-что тебе сообщить, сказала я. Присядь, если опасаешься за свое здоровье.

Он сел, но заговорил первым: чтоб ни слова об этом Собачнике (так он стал его называть), даже не вздумай.

Именно о нем я хочу поговорить, и ты меня выслушаешь. НЕТ, возразила я, когда он собрался меня перебить. Я часть этой семьи и хочу высказаться. Я с ним виделась, мы переписываемся. И продолжим переписываться, потому что мне нужно узнать! Узнать больше, понять, подойдет ли он. В этом ты мне не откажешь, да и выбора у тебя все равно нет, поскольку дело уже сделано!

Я выкрикнула эти слова, и мое сердце едва не разорвалось, ведь я никогда не говорила так страстно ни с кем, кроме своих сестер и Бренуэлла.

Я не стану слушать, взревел он, вскакивая на ноги (к черту здоровье).

Можешь возвышаться надо мной и смотреть на меня сверху вниз, но никогда больше твои желания не будут стоять выше того, чего хочется мне, при условии, что мои желания никому не навредят.