Жонглёр

– Торопливость, – тихо сказал Леонид. Кровопотеря была серьёзная, но он оставался в сознании.

– Как изволите понимать, Леонид Алексеевич? – поинтересовался Эбергарт, стоя наготове в изголовье стола.

– Авантюризм.

– Есть силы рассказать подробнее? – ожил молодой хирург.

– Украли пушку. У англичан, с позиций.

– Украли? – не поверил своим ушам Николай Иванович.

– Да!

– Это же авантюра! – загудел толстяк Кусков.

– А я о чём? – с усмешкой отозвался бывший корреспондент. – Пушку-то оформили быстро. Но без снарядов. Пришлось воровать по новой, вот и зацепило.

– Вот! Теперь-то вы на личном опыте знаете, сколь нехорошо красть чужое.

– Вы прямо, как мой папенька.

– А кто у вас отец?

– Адвокат.

– Понятно! Но вас удачно зацепило. Особенно умиляет, что задело ягодичную. Это ваша ахиллесова пята, Леонид Александрович. То нарыв, то пуля, – сдерживая смех, обрадовался нелепому ранению Эбергарт.

– Враг бьёт в самое ценное, – серьёзно заметил Фирсанов.

– Аккуратней, я же со скальпелем! – воскликнул Александр Карлович.

– А вы молодцом! Но известно: торопливость – разновидность лени, – продолжая осмотр, приговаривал Николай Иванович.

– Две команды, которые должны быть приняты солдатом к безусловному исполнению всегда: лежать и смирно, – подтвердил Александр Карлович.

– Так я уже – фельдкорнет!

– Враг явно метит в точку роста! – сказал толстый доктор, срезая ножницами лоскуты одежды.

– Повышение праздновали? – опять едко поинтересовался Эбергарт.

– Ага! И английский поцелуй вдогонку? – ответил Фирсанов.

– Вам бы всё шутить, Леонид Александрович. Помолчите, поберегите силы. – И Кусков обратился ко второму хирургу: – Александр Карлович, будьте добры, штопайте ниже, а я займусь затылком. Больной, как обезболивать будем?

– Каков выбор? – шлёпая губами по столу, поинтересовался раненый.

– Два санитара и полотенце в зубы, тяжёлым в лоб для облегчения сознания или спирт.

– Последнее соблазнительнее, – отшлёпал выбор больной.

– Соня, разведите спирту по стандартной прописи, – попросил сестру Кусков.

– А что, чистого нельзя? – захорохорился раненый.

– Учтите, голубчик, употреблять снадобье придётся натощак, – урезонил «выпивоху» Эбергарт.

– Соотношение шестьдесят девять на тридцать один и пьётся легче, и действует сильнее, – улыбаясь, поделился секретом толстый хирург. – Прекрасное следствие изнурительного труда моего кропотливого ума. Опыты ставил на себе.

– И не один раз, – подтвердил Александр Карлович.

Софья внесла стакан, одной рукой подняла Фирсанову голову, а второй ловко влила «лекарство» в рот. С трудом усмирив порцию, Леонид глазами попросил его уложить.

Через две минуты каждый хирург приступил к своему участку. Когда Кусков тронул пальцами рану на затылке, Фирсанов дёрнулся и потерял сознание. Софья вскрикнула.

– Вот и чудненько, – прогудел Николай Иванович.

– Изъединова, оставьте ваши вскрики курсисткам, – отреагировал Эбергарт.

– Александр Карлович, а на выдающееся место пришей ему пуговицу.

– Хорошо. А необходимость?

– Чтоб легко отстёгивалась в поисках приключений.

– Прошью суровой, чтобы наверняка. Большую, с серебряный рубль размером, с четырьмя дырками. Заодно закроем шрам от чирья. Есть такая?

– Поищем, – серьёзно сказал Николай Иванович и стал что-то увлечённо искать среди инструментов.

– Да вы чего? Шутите? – потеряв всякое чувство юмора, всерьёз забеспокоилась Софья.

Хирурги синхронно засмеялись.

– Голубушка, не смешите под руку. А то ведь на самом деле пришьём ему чего-нибудь не туда.

– А бракованный кому он нужен?

– Мне, – еле слышно сказала сестра, но за весельем врачей этого никто не расслышал.

К концу операции, через четыре минуты, Леонид пришёл в себя.

– А вы не верили в мою пропись? – укоризненно сказал Кусков.

– Всё?

– Разделку закончили, подача блюда зависит от вас, – тихо заметил Александр Карлович. Он всегда мог найти чуткие слова для поддержки.

Март – июнь 1901 года. Окрестности Питерсбурга

Полностью закрыв имевшийся личный дефицит сна, Фирсанов просыпался с рассветом и любовался пробуждением природы. Восход на юге Африки был скоротечным и бурным. То видны чёрные силуэты листвы деревьев на сиренево-розовом фоне неба, то – не успел моргнуть, – уже всё залито ярким светом и всё живое бурно радуется солнцу. Он вспомнил, как это случалось в Павловске. Едва неторопливо исчезала луна и тихо гасли звезды, природа не спеша входила в нарождающийся день. Как обнажённая купальщица в тёплую с ночи реку, скрытую местами туманом. Коснётся ножкой, ойкнет и, подобрав волосы, входит величаво в воду. И кто-то, особо торопливые, уже начинали подавать свои робкие голоса, тон которых повышался с подъёмом светила над горизонтом. А тут – трах-бах! – и уже все скачет, стрекочет и заявляет о себе во всё горло. Напор и никакой ложной стыдливости.