Жребий изгоев

– Отче, тут ли ты? – свистящим шёпотом спросил Шепель, стремительно проваливаясь в сон.

– Тут, сыне, тут, – донеслось откуда-то издалека, словно из-за стены.

Снова закружила-завертела Шепеля неудержимая река, тянула и несла куда-то неведомо куда. И вдруг вынесла из душных подземелий к светлому морскому берегу – никак Тьмуторокань?!

Да ведь Тьмуторокань-то на юге, а Луг на север течёт…

Или уж он совсем всё перепутал…

На песчаном берегу города стоял мрачный князь Ростислав Владимирич, держа под мышкой шелом. Что-то не так было в шеломе в этом, да и в князе Ростиславе самом, а что – не понять…

– Княже, – теперь шёпот Шепеля уже не был таким страшным и свистящим. А может, это ему казалось.

– А… – невесело усмехнулся князь. – Явился всё же…

– Княже! – отчаянно крикнул Шепель. – Ростислав Владимирич! Прости… не виноват я…

– А кто? – просто и грустно вопросил Ростислав. – Я?

– В чём же виновен я? – Шепель закусил губу – тёплая струйка потекла по подбородку.

– А чего же ночью во Владимир не поехал, заночевал в корчме какой-то? – глаза Ростислава сузились. – Побоялся зад свой в седле натрудить?

Откуда князь про то знает? Хотя на то он и князь… прямой потомок самого Дажьбога, хоть и христианин теперь, чего уж там…

А ведь и верно… не опоздай он, Шепель, глядишь, княгиня с княжичами и спаслись бы из Владимира – ищи их после кияне по всей Волыни, а то и в уграх…

Шепель с мукой отворотился.

– Ладно, не сумуй, вой, – усмехнулся князь. – Выкрутимся как-нибудь…

Шепель взглянул на Ростислава с надеждой и в ужасе закричал – зрение вновь прояснилось, и теперь он видел, ЧТО не так с Ростиславом Владимиричем – князь стоял без головы на плечах, держа её под мышкой. Голову, а не шелом!

Вой отчаянно рванулся, но чьи-то мягкие и сильные руки властно надавили на плечи.

– Тише же, голубчик, тише, – принялся уговаривать его всё тот же девичий голос. – Да что же ты такой буйный-то, горюшко моё.

Князь без головы куда-то пропал, и снова наваливалась на Шепеля бездонная звёздная темнота, сквозь кою вдруг протаяло мужское лицо. Шепеля охватило чувство присущей огромной силы.

– Перуне? – прохрипел он из последних сил.

Твёрдые губы под длинными усами коротко усмехнулись, и лик стал медленно таять в темноте, сквозь него вновь проступили звёзды. Осталось только ощущение покоя, да повторённые слова князя: «Не сумуй, вой…»

Шепель открыл глаза – и окружающий мир поразил его своей ясностью. В приотворённую дверь бил неяркий солнечный свет, снаружи весело верещал воробей, качалась у самой двери ветка бузины с ярко-красными ягодами. Осень небось, – с внезапной щемящей тоской подумал Шепель – всё, что было с ним в последнее время вдруг встало в памяти с необычайной ясностью.

Да где же я? – смятённо подумал он. Неуж в Тьмуторокани или на Дону? И отца, и князя он видел ясно, как вот сейчас видит небольшой стол в углу, одеяло из беличьих шкур на себе, плотные валики мха в пазах отмытых до янтарного блеска стен избушки. Ну, с князем-то понятно, бред… а вот с отцом? А ну как и с князем не бред?!

Шепель попытался встать и не смог – ни руки, ни ноги не слушались. Тогда он принялся оглядываться.

Жердевая кровля с торчащими кое-где меж жердей травяными корнями, подпоры из рогатых дубовых столбов. В углу – очаг из камня-дикаря, обмазанного глиной. Глинистый, утоптанный до каменной твёрдости, пол. Полуземлянка. Такие и в Русской земле не в диковину, и на Волыни, и в Червонной Руси. И у них, на Дону – тоже не перечесть.

Пучки трав, висящих под задымленной кровлей, на стене два длинных ножа. И меч. Его, Шепеля, меч!

Стало быть, не у врагов – те меч непременно запрятали бы подальше. А то и вовсе лапу бы на него наложили. Меч был бесскверный, подарок князя Ростислава.

Дверь чуть скрипнула, отворяясь настежь, пропустила в жило девушку, ту самую, то он видел в полубреду. Шепель невольно залюбовался – тонкая, невысокая и быстрая, она, не глядя на лежащего воя, мягко и почти бесшумно прошла к столику, поставила на него парующую чашку, бросила в неё какую-то сухую траву. Что-то пошептала, водя над чашкой руками, плюнула куда-то за печь. Взяла чашку со стола, поворотилась к вою… и чуть не выронила снадобье на пол, встретясь взглядом с Шепелем.

– Очнулся?! – воскликнула она радостно.

Шепель чуть напрягся – если отец и впрямь здесь, то она вот сейчас его позовёт.

Не позвала.

Одним быстрым неуловимым движением она оказалась у самой лавки, на которой лежал вой. Приподняла его голову и поднесла ко рту чашку.

– А ну-ка выпей.

Голос был тот самый, с которым мешались голоса отца и князя Ростислава, и Шепель с горечью и облегчением понял, что всё-таки и с Ростиславом, и с отцом – это был бред. Да и откуда тут отцу-то взяться, в сотнях вёрст от Донца? И почти тут же вспомнили и эти руки под головой и на плечах, и чашку у рта.