Жребий изгоев

Любава молча взяла руку Шепеля, коснулась губами ранки, слизнула сочащуюся кровь. Потом сжала края прокола и почти неслышно шепнула заговор на кровь – парень расслышал только что-то про остров Буян да про бел-горюч камень. Кровь остановилась. Любава подняла глаза:

– От Каменного пояса до острова Руяна, – тихо повторила она. – Неужто ты собрался так далеко?

Шепель тихо засмеялся, касаясь губами кончика носа девушки.

– Не пугайся, Любаво, – прошептал он. – Намного ближе. Сначала до Киева – прознать про Ростиславичей. Потом – на Дон, помощи просить…

– Потом – в Тьмуторокань, – раздражённо перебила его Любава. – Потом – в Шемаху или вовсе в Багдад…

– Нет, – Шепель вновь засмеялся. – Закончу дела, вытяну Ростиславичей из затвора и ворочусь.

Любава на миг замерла, глядя ему в лицо большими глазами.

– Ты… взаболь?

– Да. И я не могу не идти – честь не дозволит. Если даже на Дону со мной никто не пойдёт, я один пойду.

Любава только прижалась к нему и закрыла глаза. По щекам её текли слёзы.

[1] Каменный Пояс – Уральские горы. Остров Руян – ныне остров Рюген, ФРГ.

3. Русская земля. Киев. Осень 1065 года, грудень

В Киеве Шепель остановился у Крапивы, знакомого купца, который порой бывал у них на Донце с разным товаром, которого не умели сами сделать «козары» и не могли привезти греческие или агарянские купцы. Терем у купца был невзрачный, но добротный: посерелый от многолетних дождей, большой, чуть кособокий двухъярусный дом, со стаей, пристроенной вплотную к задней стене и коновязью под навесом, обнесённый высоким заплотом из толстых досок – своротит разве что медведь. Шепель жил у купца уже второй день – сперва приценивался-присматривался, потом долго, до хрипоты торговался с хозяином за пару коней. Купец ещё дивился – чудной парень с Донца, приехал в Киев за конями половецкими покупать, не проще ль было бы у себя в Белой Веже купить. Но продал, благо серебро у Шепеля было – данные в дорогу от князя три гривны парень так и не успел передать княгине Ланке. Ничего, теперь доброму делу послужат.

Сегодня надо было что-то предпринимать.

Из случайных разговоров в доме Крапивы, Шепель уже знал, что пленных княжичей Ярославичи держат в Вышгороде, но Рюрик с часто показывается на киевском торгу около Боричева взвоза. Сегодня было самое время показаться тому Рюрику на глаза (благо дом Крапивы с Боричевым взвозом и тем рынком совсем рядом). Если, конечно, княжич на рынке сегодня появится.

Про княгиню Ланку пока ничего не было слышно, но Шепель надеялся прояснить дело в ближайшее время.

Волоковое окошко пропускало достаточно света – ставня была отодвинута, и вместе со светом в жило густой волной втекал холодный осенний воздух. Шепель накинул дарёную Любавой безрукавку козьего меха и шагнул к окну, заслышав снаружи конский топот, громкие голоса, ржание коней и псовый лай.

Мимо высокого Крапивина забора ехало несколько оружных всадников – одеты небедно, сразу видно, что не простые вои, а по меньшей меньше, гридень со своими людьми – дружиной и пасынками. Посадка гридня в седле вдруг показалась Шепелю знакомой. Парень вгляделся.

Тука!

Гридень вдруг поворотил голову, скользнув взглядом по купеческому терему, и Шепель, встретясь на миг с ним взглядом, мгновенно отпрянул от окна и прижался к стене. Спина вмиг взмокла, лоб покрылся холодной испариной.

Тука с утра собрался на охоту и мчался по Боричеву взвозу вниз – с воями, с псарями… как он сам любил говорить, «с бабами, с тряпками, со всем хруньём».

И около какого-то купеческого терема (Тука даже не знал по имени купца, который в  том терему жил), гридень вдруг почувствовал что-то странное, смутное ощущение чего-то знакомого, зловещего и загадочного. Он невольно поднял голову и вздрогнул – из волокового окошка терема глядели на него знакомые глаза.

Тука зажмурился и потряс головой, отгоняя наваждение, снова поднял голову: в окне – никого.

Почудилось, – с облегчением подумал гридень, опять подстёгивая коня, и дружина пронеслась мимо корчмы.

Дружина пронеслась мимо корчмы, и Шепель с облегчением перевёл дух, прислонившись к стене. Не узнал его гридень! Впору перекреститься было, кабы крещён был. Шепель с благодарностью коснулся оберега на шее, приложил его к губам.

За два дня он впервой подошёл вплоть к окну и – на тебе! – едва не засыпался. Надо быть осторожнее, не одной своей головой вержешь, а и княжичей жизнью.

На торгу, как водится, было шумно. Разноголосо галдели бродячие разносчики пирогов, кваса и щепетинного товара. Дрягили волочили со стругов на берег бочки, тюки и мешки с товаром. Придирчиво озирая толпу, просеивали её, словно сквозь тонкое сито, три воя городовой стражи. Толкались толпы покупателей.

Украшения золотые, серебряные, медные, бронзовые и стеклянные. Перстни, жуковинья, обручья, гривны, лунницы, обручья, колты и ожерелья. Скань, зернь, филигрань, чернь, эмаль и финифть. Шёлк, бархат, тафта, зендянь, аксамит, персидские ковры и русский лён. Юфть и сафьян.