Жребий изгоев

Шепель сделал несколько глотков – по жилам прокатилась горячая волна. Питьё на вкус, невзирая на ожидания (Шепелю доводилось пить снадобья ведунов, и он отлично знал, что гаже них на вкус и найти трудно) оказалось недурным, отдавало мёдом, зверобоем и липой. И ещё чем-то, неузнаваемым, но различимым.

– Где я? – отдышась после очередного глотка, спросил Шепель. В горле уже не сипело и не булькало, как в прошлый раз.

Девушка отёрла с его лба крупную испарину.

– А тебе что нужно? – спросила она повеселелым голосом. – Деревня, волость, или вовсе страна?

– Ну, страна-то, небось, Русь? – хмыкнул Шепель, тоже веселея. – Нет?

– Русь, Русь...

– Волынь? – спросил Шепель, и его голос против воли дрогнул.

– Она, родимая, – вздохнула девушка, убирая на полку чашу. – Весь наша Красный Яр зовётся.

– А до Владимира далеко? – Шепель напрягся.

– А на что тебе Владимир-то? – удивилась девушка, оборачиваясь к вою. – До Владимира-то вёрст с сотню на полдень, не меньше…

Шепель вытянул было губы трубочкой, словно собираясь присвистнуть, но в последний миг удержался, мысленно хлестнув себя по губам. Ещё чего выдумал, свистеть в приютившем доме – совсем стыда перед домовым не иметь.

– А как я тут оказался-то? – ошалело спросил он.

– Совсем ничего не помнишь? – участливо спросила девушка, подсаживаясь к нему рядом. Он тут же вспомнил, как точно так же подсаживался отец – и тепло от девичьего бедра было точно таким же. Точно, бред был.

– Нет, – он зажмурился. – Помню, что в реку прыгнул со стены городской. В Луг.

– Ого, – девушка восхищённо покачала головой. – Луг далече. Здесь иная река течёт – Припять. И Турья в неё впадает. Турья тебя и принесла.

– Турья? – переспросил Шепель неведомо зачем.

– Ну да.

– Н-да-а, – протянул вой озадаченно. Сотня вёрст, надо же. И вдруг вспомнил. И как он убегал, выбравшись из Луга, и как гнались за ним Изяславичи, кидая стрелы. И про Калину, купеческого дружинника, который помог ему от погони оторваться. А после он хотел переплыть Турью, и ногу схватило судорогой.

Шепель спохватился. Открыл глаза.

– А звать-то тебя как?

– Нелюбой кличут, – девушка откинула волосы со лба, глянула на него зелёными глазами – ох, берегись, вой Шепель, берегись!

– Меня Шепелем зови.

Нелюба кивнула. Встала, отошла к очагу, стала невидимой для воя.

– А… – он помедлил мгновение, поворотился, снова ловя девушку взглядом. – А про княгиню Ростиславлю из Владимира чего-нибудь слышно ли?

– Увезли её кияне, – обронила Нелюба, тоже помедлив.

Шепель закусил губу. А Нелюба подошла ближе.

– Ты – вой Ростислава Владимирича, – она не спрашивала, она утверждала.

Он глянул на девушку дикими глазами.

– Ты… откуда…

– Ты в бреду звал то его, то брата своего, Неустроя, то отца. И княгиню поминал не раз…

– Это из-за меня она к Ярославичам в полон попала, – выдавил вой и глупо спросил. – Откуда ведаешь, что я вой?

– Тати с мечами не ходят, – улыбнулась Нелюба. – А не тебя ли, сокол, кияне по всей Турье искали целую седмицу?

Видно было, что ей нравится называть его соколом.

– Может, и меня, – буркнул угрюмо Шепель. – Чего же не выдала? Может, гривну подкинули бы…

Девушка не обиделась.

– А кияне мне не указ! – она весело тряхнула головой, перекинула косу на плечо. – Здесь не Русская земля, чтоб им распоряжаться…

Шепель невольно засмеялся-закашлялся. И тут же замер – до него наконец дошло. Седмицу искали…

– Сколько времени я здесь? – спросил он медленно. – Ну?!

– Не нукай, не запряг, – вот теперь Нелюба точно обиделась. – Третья седмица доходит. Двадцатый день сегодня.

– Ого, – Шепель ошалело мотнул головой. – Чего же так долго-то? Раны-то были так себе…

– Ничего себе – так себе, – в голосе Нелюбы послышалось негодование. – Две стрелы – в правое плечо и под самое колено. Был бы на второй стреле срезень, так и без ноги бы остался. Да мечом по левому плечу – глубоко. Да крови потерял немерено. А в реку когда падал – расшибся изрядно. А после… в Турье и так вода не больно тепла, а нынче – и вовсе. Дивлюсь, как тебя и выходила…

Её голос дрогнул.

Шепель покаянно прикрыл глаза.

– Прости, Нелюбо… – было стыдно. – Спаси тебя боги… за всё. За всю заботу твою…

– Есть хочешь? – спросила она среди упавшего нелёгкого и неловкого молчания.

– Да хорошо бы, – оживился Шепель, открывая глаза. – Мяса бы сейчас… жареного… Да хлеба каравай.

– Ишь, губы-то раскатал, – необидно засмеялась зловредная девчонка. – Тебе сейчас мяса самый малый кусок, тем более жареного, альбо хлеба с горбушку съесть – верная смерть. Будешь взвар мясной пить.

– И то хорошо, – пробурчал Шепель.

Взвар оказался неожиданно сытным и вкусным. На Шепеля навалилась разымчивая сытая слабость, глаза закрывались сами собой.

– А ты чего, одна, что ли, живёшь? – спросил он через силу – поговорить с Нелюбой хотелось.

– Да, – отозвалась она легко. – Родители померли, когда мне ещё десяти лет не было. Мир вырастил…