Жребий изгоев

Море катило к берегу тёмные валы. За такую суровость во время бури кто-то из древних мореходов Эллады прозвал его Понтос Аксинос[1], Негостеприимное море. Иной мореход в иное время прошёл Боспором Фракийским в ясную погоду. И поразился лазурным и изумрудным волнам, играющим под тёплым и ласковым солнцем. Какое же это Негостеприимное море?! – воскликнул поражённый кормчий. – Это Понтос Евксинос, Гостеприимное море! Так и повелось с той поры – то Гостеприимным кликали море, то Негостеприимным, как поведётся, да как погода себя покажет.

На берегу ветер валил с ног. А на крепостном дворе Херсонеса – тихо. Высокие каменные стены, за века выщербленные ветром, несокрушимо высятся над городом, укрывая сундуки купцов, мастерские ремесленников, дворцы вельмож и рабские эргастерии.

Котопан Констант Склир, презрительно щурясь, разглядывал неровный строй солдат на крепостном дворе. Он впервой устроил смотр городских солдат – содержались частью за счёт казны базилевса, частью за счёт димов – городских общин. Что-то шептало новоиспечённому стратегосу фемы – в скором времени эта стража может понадобиться.

Стражников оказалось три сотни – остальные стояли на постах и в дозорах. Сияли начищенные шлемы и чешуя катафрактов. Стратегос прошёлся вдоль строя, потом обернулся к старшему сотнику из здешних динатов, недоумённо поднял бровь:

– И это – всё?

– Этого хватает, превосходительнейший, – чуть наклонив голову, ответил тот спокойно. – В городе спокойно, разбои редки. А если ты думаешь о внешнем враге…

Стратегос именно о нём и думал. Но смолчал – пусть динат закончит.

– Зимой никто не воюет. А летом, если понадобится, можно созвать ополчение димов, динатов с дружинами – у каждого с десяток вооружённых слуг наберётся.

Склир задумчиво покивал головой, не спуская глаз с замерших в строю солдат, покусал губу, потом велел:

– Кому больше сорока зим – три шага вперёд!

Вышло чуть менее трети строя. Стратегос покачался с пятки на носок, задумчиво оглядел их, выпятив нижнюю губу, потом глянул искоса на дината:

– Это что?

– Что? – не понял тот.

Глаза Склира опасно сузились:

– Шесть десятков – старше сорока зим! Из них не меньше половины – старше пятидесяти! Молодёжь где?!

Сотник молчал. А Склир распалялся всё больше.

– Они, что ли тебе, за скамарами в горах гоняться будут?! Вон брюхо какое торчит. Где только панцирь такой взяли, чтоб на такое брюхо налез? А борода-то, борода! И как только его женщины в городе не боятся? Или боятся уже? А? Отвечай!

– Не боятся, – прогудел обиженно здоровила, и впрямь по самые глаза заросший чёрной бородищей. – А вот кони…

– Цыц! – оборвал его котопан. – Я тебя о чём-то другом спросил?

– Нет… – озадаченно ответил гигант – хоть сейчас ваяй с него Геракла.

– Вот и молчи тогда.

В строю раздались смешки. Склир, услыхав их, рассвирепел и, оскалившись, пропел-провизжал:

– К стрельбе-е-е… товсь!

С шелестом вылетели из налучьев луки. Стрелы, сверкая наконечниками, легли в длинный ровный ряд.

– Добро, хоть оружие в порядке, – несколько отмякая душой, проговорил стратегос, набрал в грудь воздуха и протяжно пропел. – В ворота-а-а…

И, резко взмахнув рукой, рявкнул:

– Бей!

Певучий многоголосый звук сотен спущенных тетив шарахнулся по двору, заметался от стены к стене. Три сотни стрел, свистя, прорезали воздух и с глухим стуком утыкали воротное полотно.

– Хорошо, – уронил Склир, совсем подобрев. – Теперь так.

Он стащил с пальца дорогой серебряный перстень с изумрудом, подошёл к воротам и надел на расщеп торчащей из ворот стрелы. Отошёл.

– Кто в перстень попадёт, тому его подарю. Н-ну…

В ответ – молчание. Позориться перед котопаном никому не хотелось. Потом всё тот же бородач глухо сказал:

– Дозволь, превосходительнейший, попробовать.

– Давай, давай…

Бородач наложил стрелу, долго выцеливал, прикидывая, видно, ветер, хотя никакого ветра на дворе крепости не было. Из строя послышались крики:

– Не срамись, Мальга!

Мальга? Русское имя? Неужели стрелок – скиф?! Русин?

– Оставь!

– Плюнь, Левша!

Тут только Склир заметил, что бородач держит лук правой рукой, а тетиву тянет – левой. И целится левым глазом.

– Знай наших!

– Мальга, не подкачай!

– Вечером вместе пропьём!

Бородач только досадливо повёл плечом, словно отгоняя муху. И спустил тетиву.

Стрела взвизгнула, визг сменился треском и коротким звонким бряком, – словно кузнечным молотом вгоняли в дубовую стену костыль. И тут же строй взорвался приветственными криками.

Бородач Мальга не промахнулся. Стрела с узким бронебойным наконечником сломала оперение, расщепила древко и пригвоздила перстень к воротам.

Стратегос пожал плечами:

– Я от своего слова не отступлюсь. Перстень твой.

Бородач молча забрал перстень и исчез в строю. Ишь ты, – усмехнулся Склир, – даже не поблагодарил.

А поговорить с ним надо будет обязательно. Стратегосу нужен человек, который хорошо разбирается в русских делах.

Констант Склир чуть склонился к уху сотника, довольного военным умением своих людей.

– Этого… скифа…

– Мальгу?

– Да. Вечером возьми его с собой ко мне на ужин.