Читаем Жрицата на змията полностью

— Самолетът потъна точно срещу нас. Идвахме от северозапад. В тази посока трябва да тръгнем и ние.

Тримата взеха от лодката пушките и патрондашите си, напълниха торбите с провизии и поеха напред. Минаха, без да забележат хралупестото дърво, до което бяха ранени Фернандо и Камюс. Скоро джунглата проредя, сниши се, превърна се в дребна, изродена горичка. И чудно, в тропическия лес растат наедно хиляди видове дървета. А тук — само един вид, с еднакви къси стъбла, с еднакви клони и листа.

Тиха, глуха гора.

Не се чуваше ни вик на маймуна, ни крясък на папагал, ни птича песен. Не бръмваше пчела, не изпърхваше колибри, не прелитваше пеперуда.

Потискаща, зловеща тишина!

Из въздуха се носеше странно ухание, по-право смес, букет от ухания — сладък, упиващ дъх, пронизван от отвратителните струйки мирис на леш, на разложение.

Хората усещаха как краката им натежават, сякаш се облепваха с невидима кал, главата забучаваше, погледът се замъгляше.

Внезапно Боян видя един бял скелет. Навярно ягуар. Сплеснатият му череп беше оголил големите жълти зъби. Празните очи се взираха спокойно, примирено. На една крачка от него лежеше полуразложен труп на маймуна.

Тримата отстъпиха встрани. Там съзряха кости на мравояд. До него, проточила се като бяла броеница, лежеше изгнила боа. И колкото понавлизаха в гората, толкова зловещите дири на смъртта ставаха по-чести.

Ето и един човешки скелет, захлупен по очи, полузасипан от гнилата шума!

Пръв изгуби сили Доналд Джексън.

Паднал на колене, той промълви:

— Назад! Бягайте! Назад! Това е тя… Мъртвата гора…

Тези думи едва докоснаха замъгленото съзнание на археолога като отблясък на далечна светкавица.

Мъртвата гора!

Назад!

Почти несъзнателно той прегърна мисионера и опита да го вдигне. От другата страна се наведе Утита. Но Боян не успя да се изправи. Застоя се секунда-две на колене и бавно се свлече на земята. Утита остана прав. Разтърка чело с пръсти. Отвори широко очи като човек, който опитва да се пребори със съня, пое дълбоко дъх. После, победен, приклекна бавно и се простря до двамата си другари.

16

Фернандо се свести пръв. Мъглата пред очите му се разсейваше бавно. Погледът му се избистряше. Постепенно той разбра, че се намира в тясно подземие, иззидано с едри каменни блокове. От едната страна водеше нагоре стръмна стълба. От другата, на височина два човешки боя, зееше малък отвор, от който струеше тесен сноп слънчева светлина. Върху каменния нар, свит в краката му, лежеше Жак Камюс.

Фернандо се надигна, спусна крака на пода. Протегна се. Ставите му изпукаха. Беше здрав. Само главата му още тежеше.

Той побутна с ръка другаря си.

— Добро утро!

Камюс отвори очи неохотно.

— Къде съм? — запита той.

— Слава на провидението, все още на грешната земя.

Французинът седна.

— Как попаднахме тук?

Фернандо отговори:

— Поразмислих и си обясних туй-онуй. Ранили са ни с отровни стрели, но не смъртоносни. Само парализа. Колкото да ни хванат. И да ни домъкнат тук.

Той се засмя.

— Отде да знаят, че ние само за това сме тръгнали — да попаднем в града им.

Камюс рече:

— Уплаших се, че е кураре… А то, жив! Само че пак в затвор! Цял живот в затвор.

Бразилецът го тупна по рамото.

— Не клюмвай! Ще се измъкнем! Ако знаеш от какви клопки се е измъквал Фернандо…

Чуха се стъпки. Двамата дигнаха очи.

Загадката почваше да се разкрива.

Най-първо видяха два крака, обути в сандали. После една къса туника, две ръце с едно нашарено гърне и най-сетне — главата.

Широко лице, изпъкнали скули, коси монголски очи и черни коси, завити на плитка около главата.

Зад жената, в сянката, се изправиха две тъмни фигури с копия, щитове и бронзови шлемове на главите. Те останаха на стъпалата, замръзнаха неподвижни.

Фернандо се извърна към другаря си:

— Гледай! Амазонки!

Камюс не отговори, слисан от това, което виждаше.

Първата амазонка остави гърнето на каменния одър и без да промълви ни дума, се обърна назад.

— Чакай! — викна подире й Фернандо на местното индианско наречие. — Защо ни държите тук?

Тя сякаш не го чу, а продължи пътя си мълчалива, с приведена глава. На първото стъпало спря, обърна се и ги изгледа с черните си очи.

Печални, безнадеждни очи върху каменно-безчувствено лице!

Със същите очи, надзърнали изпод прихлупените шлемове, го следяха и двете амазонки от стълбата.

Камюс пръв отклони поглед. Не искаше да гледа мъка. Примамваха го остриетата на дългите копия, кръглите щитове, искрящите като огън шлемове…

Амазонките отдавна бяха напуснали подземието, а той все още гледаше след тях с широко разкрити зеници.

— Видя ли? — изхриптя той с пресъхнали от алчност устни.

— Какво?

Камюс почти извика:

— Какво? Злато! Шлемове, щитове, копия!

Бразилецът сгърчи лице в кисела гримаса.

— Ами — злато! Прост бронз!

Камюс го изгледа недоверчиво.

— Познавам златото — добави Фернандо. — Подушвам го отдалеч. А това е бронз. Само че добре излъскан.

— А злато?

— Ще дирим — рече бразилецът и надникна в гърнето. — Варена царевица. Да ти е сладко!

Но въпреки подигравката двамата прегладнели мъже опразниха набързо глинения съд и се излегнаха на каменната си постеля.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
The Tanners
The Tanners

"The Tanners is a contender for Funniest Book of the Year." — The Village VoiceThe Tanners, Robert Walser's amazing 1907 novel of twenty chapters, is now presented in English for the very first time, by the award-winning translator Susan Bernofsky. Three brothers and a sister comprise the Tanner family — Simon, Kaspar, Klaus, and Hedwig: their wanderings, meetings, separations, quarrels, romances, employment and lack of employment over the course of a year or two are the threads from which Walser weaves his airy, strange and brightly gorgeous fabric. "Walser's lightness is lighter than light," as Tom Whalen said in Bookforum: "buoyant up to and beyond belief, terrifyingly light."Robert Walser — admired greatly by Kafka, Musil, and Walter Benjamin — is a radiantly original author. He has been acclaimed "unforgettable, heart-rending" (J.M. Coetzee), "a bewitched genius" (Newsweek), and "a major, truly wonderful, heart-breaking writer" (Susan Sontag). Considering Walser's "perfect and serene oddity," Michael Hofmann in The London Review of Books remarked on the "Buster Keaton-like indomitably sad cheerfulness [that is] most hilariously disturbing." The Los Angeles Times called him "the dreamy confectionary snowflake of German language fiction. He also might be the single most underrated writer of the 20th century….The gait of his language is quieter than a kitten's.""A clairvoyant of the small" W. G. Sebald calls Robert Walser, one of his favorite writers in the world, in his acutely beautiful, personal, and long introduction, studded with his signature use of photographs.

Роберт Отто Вальзер

Классическая проза