Журавлиная ночь

…Да, это — всё. Теперь поистине перейдён рубеж, о котором страшно было подумать. Опасность была относительной — стала абсолютной. Раньше могла быть надежда, что его ищут как без вести пропавшего — теперь он государственный преступник! Которому нельзя уже появиться ни дома, ни у бабушки (там будет ждать засада), ни просто ходить и ездить по стране, как обычному, «нормальному» человеку!..

(«И из-за чего? — вырвалось у Мерционова. — Гипотезы об Атлантиде? Тревоги из-за ядерной войны? Поисков лучшего будущего?»

«Так и вопрос: в чём крамола?..»— напомнил Ареев.)

Кременецкий — не заметив, как троллейбус остановился на главной площади, и там никто не вошёл — пробовал собраться с мыслями, вырваться из пелены шока…

…И ведь для своих текстов — уже пытался представить, как это бывает: стук в дверь, входит милиция, начинается обыск! Но вот пока и милиции рядом нет, лишь сам обнаружил свою ошибку — а мог ли представить, что так страшно?..

(«Да, главная площадь. Всего одна остановка оттуда… — думал и Кламонтов. — Хотя спуск длинный…»)

…А «люди иной фазы» — помогут ли? Теперь вся надежда на них! Но разве хоть отозвались — на том, первом кладбище? И… потому ли — что до полуночи не успели войти в какое-то активное состояние, начать свою деятельность? Разве не откликнулись бы — если бы хотели помочь, понимая его положение? Так… откуда он взял — что они вообще, в принципе, лучше «живых»?

Да, лишь в этот момент шока и отчаяния — понял… Хотя сами по себе — таинственный, загадочный объект исследований… Но как было не подумать: у этого «объекта» — своя воля, ум, психика, берущие начало от обычной, человеческой? А то и…

Новая догадка бросила в озноб…

Он вспомнил — как когда-то, уже довольно давно, пытался анализировать разные загадочные случаи, думая: могли быть их бесспорной причиной люди иной фазы? И при тщательном размышлении — ни одного бесспорного не нашлось! Даже когда думал о собственных наблюдениях… Галлюцинации, прорывы остатков сна в явь, наконец, ошибки восприятия — всё было вероятно, даже если исключить прямую ложь! Это потом — ему попались те старые журналы, и он увлёкся подобной литературой. И будто не замечал — или не хотел замечать: всюду нагнетается мистика, вносится путаница в давно ясные вопросы, известное науке объявляется неизвестным — будто кто-то хочет не разобраться, а запутать до крайности, нагромоздить нерешённых вопросов — и обосновать, что есть «этакое», чего знать «не дано»! А что — как говорится, в сухом остатке? Ничего определённого, как и у Моисея…

(«И уже сомнения во всём сразу!»— понял Кламонтов.

«Так полагалось либо всё принимать, либо отвергать, — ответил Мерционов. — Либо самодовольный ортодокс, либо юродивый, хиппи от науки! Третьего не дано…»)

…Так есть ли вообще все они: «люди иной фазы», НЛО, какие-то духи? Есть ли — эти иные, высшие, лучшие и совершенные формы разума, на кого вправе надеяться отчаявшийся земной человек? Или всё — лишь слухи, сплетни, бред и галлюцинации? Страшный самообман, попытка опереться на то, чего нет в природе? И вся надежда — может быть лишь на себя? На то, чего сам достиг своим умом и волей?

И, если так — где и когда он сбился с пути, совершил роковую ошибку, приведшую к такому исходу? Почему сразу не распознал Моисея, почему так верил всему, что читал об аномальных явлениях, НЛО, Атлантиде? Кстати, порой… открыто в официальной пpeссе! Из уст в уста — слухи о преследованиях инакомыслящих, а те… свободно высказываются в печати? Да и те же репрессии в прошлом, отклонения от пути к коммунизму… Почему и тут — так горячо, с ходу верил во всё, что ни услышит? Пусть даже со слов «инакомыслящих», которых Запад подбирает, как мусор — и они служат за доллары уж точно не коммунистическим идеям… а рассуждают — как тот, в автобусе! Сперва: моторизованные банды грабят на улицах стражей порядка; потом — «отстаньте, я ничего не знаю»; но сразу — и про «нынешнюю молодёжь», которая что-то не ценит, не yвaжает, и тому подобное! Хотя что ценят и уважают сами: бряцая невесть как полученными орденами — норовят сбежать на Запад и рассуждать там о репрессиях! А он верил — и связывал воедино! Будто не замечая и того, как на уроках истории несколько раз возникал откровенный разговор — и никто ни на кого не донёс, не отправил в тюрьму! И самого — из кабинета психиатра в военкомате никуда не «забрали», едва обмолвился, что самому случалось видеть «аномальное»! И даже обязательного посещения занятий в школе от него не требовали… Но — будто что-то заставляло не замечать хорошее, и с ходу верить даже в сомнительное о плохом!..

(«Что будем делать? — будто опомнился Мерционов. — Забирать его оттуда, или…»

«Подожди, — ответил Вин Барг. — Тут неясности… Видишь, всё немного в тумане?..»)

…— Вылезай, приехали, — прозвучало в троллейбусе.

…Кременецкий сквозь дурнотную испарину увидел в окне отражение… двоих — в форме, похожей даже скорее не на милицейскую, а на военную!

Когда они вошли? И… как не заметил? Троллейбус останавливался всего раз, в центре — и никто не входил… Всё время были здесь! Притаились, и ждали его!..