Жженый сахар

Элейн дала мне контакты британского психолога, специализирующейся на помощи людям, которые ухаживают за родственниками с болезнью Альцгеймера и прочими формами деменции. Мы договорились о времени, и я позвонила ей по телефону.

Я сказала ей, что не знала, что у психологов есть такая специализация. Она ответила, что люди, осуществляющие уход за больными, тоже нуждаются в помощи и заботе. Потом я увидела, что то же самое написано на главной странице ее сайта. Когда она это сказала, мне хотелось засмеяться, но у нее был очень серьезный голос.

Она считает, что я еще даже не начала осознавать опасность, которая мне угрожает. Моя собственная связь с реальностью тоже рвется.

Сначала все во мне восстает против этой идеи, но постепенно она обретет смысл.

— Из-за маминой болезни у меня начались проблемы с мужем, — говорю я. — Иногда я ненавижу семейную жизнь. Иногда мне начинает казаться, что я превращаюсь в собственную мать.

— Реальность всегда создается в соавторстве, — отвечает психолог. — Не удивительно, что сейчас у вас есть ощущение, будто все вокруг рушится. Когда кто-то нам говорит, что все не так, как мы себе представляли, в мозгу что-то щелкает, переключается, и у нас появляются подсознательные сомнения. Так бывает далеко не всегда, но достаточно часто. Почему, думаете, некоторые люди вдруг испытывают духовное пробуждение? Обычно это происходит под подспудным влиянием окружающих. Когда все вокруг заряжено безумием, это заразно.

— Вы хотите сказать, мамино заболевание заразно?

— Нет. Хотя, может быть, да. В каком-то смысле. Мы активно создаем наши воспоминания. И создаем их совместно с кем-то еще. Мы постоянно перекраиваем собственные воспоминания, ориентируясь на то, что помнят другие.

— Врач говорит, что мамина память уже ненадежна.

— Она ненадежна у всех. Прошлое представляется живее настоящего.

Я спрашиваю почему, но не вслушиваюсь в ответ. Мы продолжаем говорить друг другу вполне очевидные вещи, те вещи, которые мне и хотелось услышать от кого-то другого.

Я поняла, что беременна, еще до первой задержки месячных. Хотя с виду еще ничего не заметно, я чувствую, как раздаюсь вширь, как меня распирает изнутри. Какое-то время я пытаюсь одной силой воли сдержать это внутреннее расширение, памятуя по прошлому опыту из подросткового возраста, что быть крупной и рыхлой означает быть жалкой и слабой и утратить контроль над собой. Я ощущаю знакомый страх. Да, я сама этого захотела, но, может быть, это была ошибка. Я отмечаю на календаре день последнего срока, когда еще можно сделать аборт. Я наблюдаю, как проходят дни, пока не кончается тот самый день, и пути назад уже нет. Лишь тогда я расслабляюсь, метафорически выдыхаю и смиряюсь с текущей динамикой бытия: во мне растет новая жизнь, которую я не могу контролировать, и мы пребываем во власти друг друга.

И есть еще кое-что: от меня пахнет. К концу дня мне приходится принимать ванну. Мои подмышки воняют, выделения на трусах издают резкий запах. Меня это бесит. Я моюсь по нескольку раз на дню, из-за чего у меня начинается грибковая инфекция. Постоянно чешусь и принимаю антибиотики. Постоянно меняю диету: то одни фрукты и овощи, то вообще никаких фруктов и овощей. Все без глютена, все без молочных продуктов. Детское питание в стеклянных баночках. Но ничего не помогает. Видимо, дело не во мне, а в плохой экологии. Я словно клетка в гипотетической чашке Петри, и из меня извлекают запах в интересах гомеостаза. Я убеждаю себя, что это естественно.

Начальник Дилипа приглашает нас в ресторан японской кухни. Очень пафосный и дорогой ресторан, единственный в Пуне японский ресторан такого класса. Рыба сырая, иногда опаленная на огне. Лежит на слепленных вручную комочках липкого риса. Ломтики рыбы похожи на смиренные, безропотные языки. Дилип ест овощной салат, а я беру рисовый шарик с рыбой. Чувствую, как он тает на языке. Крахмал, жир и соль. Рыбья плоть распадается на кусочки, и на мгновение мне кажется, что мой рот растворяется в соленой слюне. Наверное, вкус получается таким насыщенным, потому что язык соприкасается со своим подобием. Ощущения странные: что-то среднее между поглощением и поцелуем. Дилип наблюдает, как я глотаю, и беспокойно постукивает по столу свободной рукой.

Иногда я пытаюсь представить иные сценарии завершения маминых романтических отношений с папой. В моих недавних фантазиях причиной их расставания становлюсь я сама. Тара говорит мужу, что она от него уходит, что она нашла своего гуру и носит под сердцем его ребенка. Папа смотрит на мамин огромный живот, и его разрывают самые противоречивые чувства. Он хочет ее, эту женщину, свою жену, и в то же время она ему отвратительна — отвратителен ее раздутый живот, в котором зреет ребенок от другого мужчины. Он смотрит на мамино красивое лицо и понимает, что не сможет остаться с ней. Именно из-за этого существа у нее в животе.