ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Татьяна Александровна была, в сущности, прижи­валкой, хотя и не в совсем чужом доме. Сначала она рос­ла вместе с Николаем Толстым и, как это часто случается в романах, была в него влюблена. И Николай Толстой был влюблен в кузину, причем в гораздо большей степени, чем Николай Ростов — в свою бедную родственницу. Николай Ильич был вынужден жениться на Марии Волконской без любви, по расчету, но, женившись, был счастлив. Его же­на знала о любви мужа к Туанетт. Ёргольская была красива или, во всяком случае, привлекательна. Но Мария Никола­евна никогда не проявляла ревности к Туанетт, которая ста­ла жить с ними в Ясной Поляне. Во время отъездов Ёрголь­ской к сестре Елизавете в Покровское Мария Николаевна писала ей письма, в которых чувствуются неподдельные нежность и уважение. Тем не менее проблема любовного треугольника, видимо, всё-таки была. Просто она не раз­вивалась, потому что все участники треугольника понима­ли силу сложившихся обстоятельств.

Но эти обстоятельства изменились после смерти Марии

Николаевны. Туанетт к тому времени было 38 лет, Нико­лаю Ильичу — 36. И он сделал ей предложение. Той, кото­рую любил всю жизнь. Но Туанетт ему отказала.

После внезапной смерти Николая Ильича его дети ос­тались сиротами. Старшему, Николаю, в день смерти отца исполнилось 14 лет. За несколько месяцев до смерти Нико­лая Ильича, в январе 1837 года, семья переехала в Москву, чтобы мальчики «привыкали к свету». Кроме того, старшие готовились в университет. Поселились в просторном съем­ном доме на Плющихе.

В Москве бабушка Пелагея Николаевна, привыкшая к беспечной жизни и при муже, и при сыне Николае, занима­лась собой и своим горем от потери любимого сына. Фак­тически братья оказались в руках французского гувернера Тома, которого младший, Лев, сильно невзлюбил.

Москва не пришлась по душе Лёве. Его удивило, что люди при встрече с ним не снимают шапок и не здоро­ваются. Впервые в жизни ему пришел в голову вопрос: что же еще может занимать этих людей, «ежели они ни­сколько не заботятся о нас»? Не оценил он и прелестей го­родских развлечений. Его удивило, что сторож не пустил их гулять в частный сад, который детям так понравился. В Большом театре, сидя в ложе, он не мог понять, что нуж­но смотреть вбок на сцену, и весь спектакль глазел на ложи напротив. Москва была шумной, пыльной, многолюдной, и он с тоской вспоминал «луг перед домом, высокие липы сада, чистый пруд, над которым вьются ласточки, синее не­бо, на котором остановились белые прозрачные тучи, па­хучие копны свежего сена» и многое другое, за что он всю жизнь так любил свою Ясную Поляну...

Всё изменилось после смерти бабушки весной 1838 го­да. При бабушке невозможно было поменять барский, на широкую ногу, уклад жизни в Москве. Но после ее кончи­ны встал вопрос о сокращении расходов.

Теперь опекуншей несовершеннолетних детей стала старшая сестра их отца Александра Ильинична Остен-Са- кен. Женщине было трудно вести запутанные имуществен­ные дела брата. Кроме того, у нее самой были проблемы с личной жизнью. Александра (Aline) Толстая в раннем воз­расте вышла замуж за богатого остзейского графа. Тот ока­зался психически больным человеком, беспричинно рев­новавшим ее. Когда жена была беременна, он решил, что «враги» хотят ее отнять у него, посадил ее в коляску, а по пути, достав из ящика два пистолета, предложил убить друг друга. Свой выстрел он сделал первым. На счастье, рана оказалась не смертельной, но после нервного потрясения Aline родила мертвого ребенка. Ей об этом не сообщили, а принесли девочку, родившуюся в это же время у жены по­вара. Александра Ильинична ушла от мужа и жила с родите­лями, а после женитьбы брата Николая переехала в Ясную Поляну, а затем вместе со всей семьей Толстых — в Москву. С ними жила и ее приемная дочь Пашенька, та самая, ко­торую поменяли на мертвого ребенка. Толстой почему-то запомнил «особенный кислый запах тетушки Александры Ильиничны, вероятно, происходивший от неряшества ее туалета. И это была та грациозная, с прекрасными голубы­ми глазами, поэтическая Aline, любившая читать и списы­вать французские стихи, игравшая на арфе и всегда имев­шая большой успех на самых больших балах...».

Было решено оставить в Москве с Александрой Ильи­ничной и гувернером Тома двух старших мальчиков, Ни­колая и Сергея, а младших, Митю и Льва, вместе с сестрой Машей отправить назад в Ясную Поляну с Татьяной Алек­сандровной и гувернером Федором Рёсселем, которого, не­смотря на его склонность к пьянству, вернули в дом. «Мос­ковская» часть семьи отказалась от большого особняка, переехав на небольшую, дешевую квартиру, а «яснополян­ская» — с радостью вернулась в «пенаты».

Трудно сказать, как сложилось бы мировоззрение Тол­стого, если бы этого не произошло. Но вот факт. Старшие братья Николай и Сергей, которых воспитывал француз Тома, для пущей важности заставлявший называть себя Сен-Тома, то есть «святой», в будущем оказались религиоз­но индифферентными людьми, проще говоря, атеистами. А Митя, Лев и Маша взрослыми прошли, каждый по-свое­му, религиозный путь.