ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Это подтверждается и документами. Тщательная реви­зия денег, находившихся в распоряжении губернатора, вы­явила нехватку менее десяти тысяч рублей. Но и это, как считает биограф Толстого Николай Николаевич Гусев, скорее было «следствием не растраты, а общего беспоряд­ка и путаницы». Но даже если Илья Андреевич и растратил или присвоил эти деньги, всё равно эта сумма не шла ни в какое сравнение с тем, за что отдали под суд его преемни­ка на посту губернатора Казани Петра Андреевича Нило- ва, который в течение двух лет растратил 100 тысяч рублей, принадлежавших купеческим опекам.

Сам Илья Андреевич до суда не дожил. Еще до получе­ния приказа об отставке он сложил полномочия и умер, не успев предоставить никаких объяснений по поводу выдви­нутых обвинений.

Существует версия о его насильственной смерти, кото­рую предположил казанский историк Николай Петрович Загоскин. Но, вероятнее всего, он просто не вынес позора, свалившегося на него в 62 года, а кроме того, был морально подавлен тревогой за будущее своей семьи.

И тревожиться ему было о чем... Его единственный сын Николай до женитьбы на Марии Волконской был не просто беден, но настолько опутан долгами скончавшего­ся родителя, что в 1821 году должен был поступить «смот­рительским помощником» в московское военно-сиротское заведение. Для него, уже полковника в отставке, эта долж­ность была, конечно, унизительной. Он согласился на нее, чтобы не быть посаженным в долговую тюрьму, потому что к государственным служащим такая мера не применялась.

Между тем молодость Николая Ильича была почти ге­роической. И Лев Николаевич не погрешил против исти­ны, описав своего отца в «Войне и мире» в замечательном образе Николая Ростова.

Единственный сын в семье, он был обожаем родителя­ми, особенно матерью. Кроме него, в доме были две сест­ры, Александра и Полина, а также дальняя родственница и круглая сирота Танечка Ёргольская. Nicolas воспитывался вполне в духе крепостного времени. В 16 лет «для его здо­ровья», как пишет Толстой, подростку устроили связь с дворовой девушкой его сестры Александры. «От этой свя­зи был сын Мишенька, которого определили в почтальо­ны и который при жизни отца жил хорошо, но потом сбил­ся с пути и часто уже к нам, взрослым братьям, обращался за помощью. Помню то странное чувство недоумения, ко­торое я испытывал, когда этот впавший в нищенство брат мой, очень похожий (более всех нас) на отца, просил нас о помощи и был благодарен за 10, 15 рублей...»

Николай шестилетним мальчиком был зачислен на службу с чином коллежского регистратора, а в 17 лет по­лучил чин губернского секретаря — XII класса по Табели о рангах. Это было в 1811 году. Но на следующий год, накану­не вторжения Наполеона в Россию, он, «несмотря на страх и нежелание родителей», как пишет Толстой в «Воспоми­наниях», принял решение поступить на военную службу. Хотя в то время еще действовал мирный договор с Франци­ей, заключенный в 1807 году в Тильзите, в Москве уже хо­дили слухи о неизбежности войны...

Так случилось, что он не участвовал ни в одном сраже­нии в пределах России. Но в Заграничном походе 1813— 1814 годов Николай Ильич проявил себя отважно. Он был при всех крупных сражениях, состоя адъютантом генера­ла Андрея Ивановича Горчакова, троюродного брата своей матери. За отличие «при удержании неприятеля под горо­дом Дрезденом и при переправе через реку Эльбу» получил чин поручика. За участие в Битве народов под Лейпцигом был возведен в штабс-ротмистры. На обратном пути из Пе­тербурга, куда он был отправлен с депешей, его захватили в плен... Русскую армию он встретил уже в Париже.

Любопытная деталь из семейных преданий, рисующая отношение к пленным русским офицерам того времени: в парижском плену Н. И. Толстой жил, ни в чем не нуждаясь, благодаря тому, что его денщик спрятал в сапоге всё золо­то барина.

Отношение Николая Ильича к войне было лишено пафоса и героики. Его письма с фронта предвосхищают взгляды его сына на войну как на несчастье человеческое. В 1812 году он сообщает в письме родным: «Не бывши еще ни разу в сражении и не имевши надежды в нем скоро быть, я видел всё то, что война имеет ужасное; я видел места, верст на десять засеянные телами; вы не можете представить, ка­кое их множество на дороге от Смоленска...» «Мое военное настроение очень ослабело, — пишет он домой через год, — истребление человеческого рода уже не так занимает меня, и я думаю о счастьи жить в безвестности с милой женой и быть окруженным детьми мал мала меньше».

В 1819 году Н. И. Толстой вышел в отставку в чине пол­ковника. По-видимому, военная служба серьезно подорва­ла его здоровье. По свидетельству главного лекаря Казан­ского военного госпиталя, он был «болен слабостию груди со всеми ясными признаками к чахотке, простудным каш­лем, сопряженным с кровохарканием, и застарелою про- студною ломотою во всех членах...».