ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

Третьего октября 1855 года, когда Толстой еще на­ходился в Крыму, Тургенев написал ему письмо, в кото­ром благодарил за посвящение ему рассказа «Рубка ле­са» («ничего еще во всей моей литературной карьере так не польстило моему самолюбию»); всячески превозносил его талант; опасался за его жизнь — как бы не погиб! — и настоятельно советовал оставить армию и целиком по­святить себя литературе. Он выражал готовность лично приехать к нему из Петербурга в Тульскую губернию, что­бы познакомиться. Но писалось это не в Петербурге, куда Тургенев только собирался поехать, а в имении родной сес­тры Толстого, Маши. Тургенев, несомненно, испытывал к Марии Николаевне более чем дружеские чувства. И когда она потом развелась с мужем, некоторое время между ней и Тургеневым существовал платонический роман, который, впрочем, окончился ничем — Тургенев всю жизнь оставал­ся преданным певице Полине Виардо. В будущем Толстой не простит Тургеневу этого «романа» с его любимой сест­рой.

Но первое письмо Тургенева, да еще из Покровского, находившегося аккурат между Ясной Поляной и Спасским- Лутовиновом, как бы связывая между собой эти важные для обоих писателей места, безусловно, окрылило Толсто­го. Они встретились в Петербурге, и Тургенев сразу же при­гласил молодого литературного собрата пожить у него.

Здесь, на квартире писателя, он знакомится с Некра­совым, а затем на обеде у Некрасова — с Александром Ва­сильевичем Дружининым, известнейшим критиком и ав­тором популярной повести «Полинька Сакс». Потом Тургенев устраивает у себя литературный вечер, едва ли не для того, чтобы ввести Толстого в широкий писатель­ский круг. Пришли Иван Александрович Гончаров, Апол­лон Николаевич Майков, историк литературы и по сов­местительству цензор Александр Васильевич Никитенко и др. В короткий срок Толстой становится полноправ­ным членом круга журнала «Современник». В новый круг его знакомств входят Афанасий Афанасьевич Фет, Алек­сандр Николаевич Островский, Василий Петрович Бот­кин, Дмитрий Васильевич Григорович, братья Александр, Алексей и Владимир Михайловичи Жемчужниковы... Его дружески принимают и литераторы старшего поколения — Языков, Одоевский, Полонский. Но только с одним писа­телем Толстой перешел на «ты» — с драматургом Остров­ским.

Вероятно, у Тургенева и Некрасова было желание «пат­ронировать» новому дарованию. В первом письме Тургене­ва Толстому нет-нет да и проявляются учительские инто­нации. У Некрасова был и практический интерес. Толстой был выгодный автор для «Современника».

Но по-настоящему в круг «Современника» молодой ав­тор так и не вошел. В будущем он станет довольно резко отзываться о многих своих бывших «друзьях», называя их «чернокнижниками». К тому же он не принял появление в «Современнике» нового поколения журналистов — Нико­лая Александровича Добролюбова и Николая Гавриловича Чернышевского с их «реальной критикой», которая прети­ла эстетизму Толстого. И когда редактор журнала «Русский вестник» Михаил Никифорович Катков предложил ему бо­лее выгодные, чем в «Современнике», условия, Толстой легко порвал с Некрасовым. Свои новые вещи — «Казаки», «Войну и мир» (журнальное название «1805 год»), «Анну Каренину» — он отдавал Каткову. Это, безусловно, обижа­ло Некрасова, в свое время открывшего Толстого для чита­ющей публики.

Не получилось дружбы и с Тургеневым. Уже 12 марта 1856 года, через три с небольшим месяца после знакомства, он пишет в дневнике: «С Тургеневым я, кажется, оконча­тельно разошелся».

Поначалу Толстой симпатичен Тургеневу. Он с интере­сом наблюдает за этим талантливым офицером, так не по­хожим на других петербургских литераторов. Перед приез­дом в Петербург Толстой проиграл в долг три с половиной тысячи рублей. Но и в Петербурге он не берется за ум, по­рой возвращаясь на квартиру Тургенева под утро, чтобы проспать весь день до вечера.

Тургенева это скорее забавляет. «Ты уже знаешь от Не­красова, что Толстой здесь и живет у меня... — пишет он В. П. Боткину. — Человек он в высшей степени симпатич­ный и оригинальный».

Но очень скоро Тургенев начинает — пока еще шутя! — жаловаться на этого оригинала. Своим образом жизни Лев и гостеприимного хозяина «выбивает из колеи», о чем тот сообщает его сестре Маше: «Ну-с, доложу Вам — что у Вас за брат! Я его прозвал за буйность, дикое упорство и празд­ность — Троглодитом — и даже остервенелым Троглоди­том — что не мешает мне, однако, любить его от души и ворчать на него беспрестанно, как рассудительный дядя на взбалмошного племянника».

Это была ошибка Тургенева. Да, он был старше Толс­того почти на десять лет, опытнее в литературном отноше­нии. Его знала вся читающая Россия, у него был большой успех в Европе. Перед ним преклонялись Флобер и братья Гонкуры. А Толстой всё-таки еще был новичком и сам по­нимал это. Но сделать из себя литературного «племянника» он никому не позволял. Это были даже не идейные разно­гласия, а несходство характеров и образа мыслей.